Одинокая волчица
Шрифт:
— Надеюсь — за меня?
— Какая разница?
— То есть как — какая?
— А так. На него это не произвело ровным счетом никакого впечатления. Отметил только, что обручального кольца нет, следовательно — и говорить не о чем. И тут же назначил свидание на завтра, хотя, видит Бог, я трижды повторила ему, что положение переменилось. Ну, окончание разговора ты сам слышал. Да и тебя он как бы в упор не увидел.
— Слушай, а с психикой у него все в порядке? — с неподдельным интересом спросил Андрей.
— С головкой мы не дружим, — вздохнула я, — тут и к гадалке не ходи. Но я, если честно, не думала, что до такой степени. Ладно, разберемся. Ты мне
— Завтра, наверное, скажет, — пожал плечами Андрей. — Да и зачем им свадьба, если они в общем-то уже вместе живут?
— А затем, радость моя, — назидательно отозвалась я, — что Людмила — ещё молодая женщина и наверняка хочет иметь детей. Тут гражданский брак не проходит, сам понимаешь.
К женщинам вообще Павел относился весьма скептически, хотя по дому умел абсолютно все, не считал, что если баба, так обязательно дура, никогда не забывал подарить цветы, ну и так далее. К тому же был на редкость немногословен и оживлялся лишь тогда, когда дело касалось его работы. Словом — ярчайший представитель того типа мужчин, который заставляет женщин тихо вздыхать и утолять эмоциональный голод чтением дамских романов о любви. Павел же связывать себя брачными узами отнюдь не собирался, причем этого даже не скрывал, так что его женщины обманывали сами себя, когда думали, что дело закончится маршем Мендельсона.
Народная мудрость гласит: на каждого волка в лесу по ловушке. И точно: чисто случайно Павел познакомился с Людмилой — и, что называется, пропал. Как там все происходило на самом деле, сказать не берусь, но, вспоминая бессмертного Мастера и его Маргариту, примерный ход событий можно восстановить. Любовь поразила Павла, как убийца, выскочивший из-за угла, и наказала пассивного женоненавистника по полной программе. Разговорчивее он, правда, не стал, но все свободное время проводил со своей дамой сердца, а точнее — у нее. Вместо драгоценностей покупал, простите за прозу, сантехнику и краски-лаки, вместо цветов приносил полные сумки деликатесов, а вместо того, чтобы делать комплименты и распевать серенады под балконом, приводил в чувство всю домашнюю технику, чтобы его любимая не отвлеклась на пустяки в виде сломанной кофемолки и тому подобного и не портила себе нервы.
Я как-то попробовала пошутить и сравнила Павла с бессловесным Геной — героем фильма «Блондинка за углом», который именно так ухаживал за интеллектуалкой Региной, но моя шутка успеха не имела. Павел пропустил её мимо ушей — как, впрочем, большинство моих высказываний на отвлеченные темы, — а Андрей весьма ощутимо ткнул меня локтем в бок и сказал, что самым обаятельным собеседником всех времен и народов был — по утверждению следователей — небезызвестный Чикатилло. Я и заткнулась.
Когда, наконец, Павел нас познакомил, мне довольно быстро стала ясно, что Людмила не просто сдалась на милость победителя, поняв, что других вариантов пока не имелось, а потому, что за Павлом она буквально находилась за каменной стеной. Ответной страстью она не воспылала, но относилась к своему молчаливому поклоннику с большой теплотой и неподдельной заботой. Возможно, именно такие отношения и должны лежать в основе прочного и долгосрочного союза. Возможно. Тем не менее, я долго ломала голову, пытаясь понять, что именно могло вызвать такую африканскую страсть у Павла. Красавицей Людмилу назвать было нельзя, хотя нельзя было и отказать в каком-то невероятном обаянии. С точки зрения модных журналов и женщин — белобрысое пустое место. С точки зрения наблюдательного человека — воплощенная женственность.
Сказать, что мы с Людмилой стали закадычными подругами, я бы поостереглась: слишком уж мы были разными. Но — возможно, по той же самой причине, — нас ничего друг от друга не отталкивало. Хотя могло бы. Людмила, Мила, Милочка — Женщина с большой буквы, для которой альфой и омегой существования является единство формы и содержания. Начать день непричесанной и в халате для неё так же неприемлемо, как для большинства из нас — выйти из дома в одном исподнем. Встречаются, конечно, оригиналы, но редко. Людмила никогда и ничего не забывала, все делала во время или даже с опережением. Я же принципиально умываюсь только после завтрака, а персонажи своих произведений (хоть переводных, хоть оригинальных) воспринимаю как вполне реальных людей. В ущерб как раз реальным людям, с которыми у меня из-за этого сплошь и рядом возникают всевозможные недоразумения. Ну, и так далее.
Защитив диссертацию на звание кандидата исторических наук, Людмила как-то исхитрилась стать и остаться идеальной хозяйкой — ситуация лично мне недоступная. А вот почему при стольких достоинствах она до встречи с Павлом никак не могла наладить личную жизнь, было ясно, как божий день. Не любят мужчины незаурядных женщин — и все тут. То есть теоретически, безусловно, любят, более того, настаивают, чтобы их избранница непременно была умна, ну в крайнем случае — красива. На практике же все оборачивается… ну, сами знаете.
Тем не менее, Павел оказался приятным исключением из правил и влюбился в умную женщину. Более того — собирался на ней жениться. Справедливости ради стоит сказать, что Людмила не раздражала окружающих демонстрацией своего интеллекта, а уж с Павлом тем более старалась умных разговоров по возможности избегать. Тем эффектнее была её победа: когда мне приходилось видеть их вместе с Павлом, на ум невольно приходила песенка из какой-то постановки: «голубок и горлица никогда не ссорятся». Чего стоила манера Павла брать Милочку за руку при каждом удобном случае! Как трогательно терлась Милочка своей белокурой головкой о сильное плечо своего рыцаря! А уж если они думали, что их никто не видит и целовались — это вообще было что-то запредельное. Пастораль.
Что ж, возможно, они действительно составили идеальную пару: молчаливый, не склонный к эмоциям подполковник ФСБ и романтичная, несколько даже экзальтированная кандидат наук, автор изящных исторических миниатюр, любительница декламировать стихи Цветаевой и Ахматовой. Иногда коня и трепетную лань очень даже можно впрячь в одну телегу. Но уж слишком серьезно Павел относился к своей Милочке, вот в чем беда. Юмор там и не ночевал, а без юмора любая связь обречена не бесславный конец или тоскливое прозябание. Романтика — это сахар жизни, а юмор — её соль, без которой любое блюдо будет пресным. Правда, это сугубо моя личная точка зрения, а о моих гастрономических пристрастиях уже говорилось.
Но если честно, я ими просто любовалась, не без некоторой даже зависти, правда, белой. Милочка, по-видимому, нашла то самое женское счастье, за которым — как правило, тщетно, — гоняются тетки во всем мире. И выглядела абсолютно счастливой, да и была счастлива, не скрывая этого от окружающих.
— Ты хоть знаешь, куда завтра ехать? — вывел меня из раздумий голос Андрея, — В смысле дороги.
— Как куда? В Белые Столбы.
— Это я понял. А там?
— А там… А там на улицу… Шаумяна? Нет. Тер-Петросяна? Тоже нет. Победяна?