Одинокая волчица
Шрифт:
— Что ты несешь, лапушка? Откуда ты взяла эту фамилию?
— Не знаю, — пожала я плечами. — Что-то на уровне ассоциаций. Подожди, где-то я рисовала план с Галкиных слов… Как идти с электрички, я прекрасно помню, а вот на машине туда приезжать не приходилось… Где же эта чертова бумажка? Выбросить я её не могла, это точно. А вот положить…
Положить что угодно я, в принципе, могу куда угодно, хотя сама от этого в первую очередь страдаю. Поверхностный обыск на письменном столе положительных результатов не дал, хотя все принципиально важные заметки я всегда держу именно там — возле компьютера. Пришлось заняться поисками вплотную, то есть по всей квартире, там, где можно
— «Голливудский зоопарк», — прочел он вслух заглавие. — С каких пор ты стала интересоваться животным миром?
— Это — про любовь, — отозвалась я, продолжая свои безуспешные поиски.
— Среди слонов? Или — шимпанзе?
— Да ну тебя, — отмахнулась я. — Про ихних кинозвезд. А зачем тебе сейчас понадобилась книга? Самое время беседовать о литературе…
— Тут закладка, — проинформировал он меня. — А на ней что-то нарисовано. Ты, случайно, не это разыскиваешь?
Да, сыщик всегда остается сыщиком, даже если дело касается бытовых мелочей. Именно этот листок я и разыскивала.
— Точно! Видишь, это план, то есть я так рисовала дорогу от шоссе к даче. А тут написан адрес…
— Вижу. Если я не разучился читать, то тут черным по белому зафиксировано: улица Баграмяна. Откуда ты взяла последнее дикое название? Надо же придумать: Победян!
— Элементарно, — невозмутимо отпарировала я. — Война, маршал, победа. Я просто забыла фамилию, помнила только, что какая-то армянская.
— Нормально, — с легкой усмешкой отозвался Андрей. — Я давно догадывался, что связался с уникальной женщиной. Двадцать лет дружишь с Галкой — и не помнишь названия улицы, на которой живет её тетка. Удивительно, как ты ещё свою-то фамилию помнишь.
— Ничего удивительного, я её ни разу не меняла. Кстати, я не знаю, на какой улице сама Галка живет. То есть знаю, но не знаю названия. От метро направо — и до кирпичного дома с аркой…
— Понятно. Как пройдете государственную границу — так сразу же за перекрестком.
— Ладно, хватит меня дразнить, что выросло, то выросло. Галка мне все объяснила насчет подъезда на машине, а там я и сама знаю: второй дом от угла. Желтый. Калитка всегда открыта. Если тетя Таня куда-то отлучилась, ключ от двери лежит под половицей у двери. Но вообще-то она никогда дом не запирает, только на ночь, кажется.
— А не слишком ли это рискованно в наше время? Но вообще-то даже забавно: желтый дом в Белых Столбах. Нарочно не придумаешь, ей-Богу!
В этот вечер я долго не могла заснуть. Андрей уже мирно похрапывал, положив голову мне на плечо, а я все перебирала в памяти события минувшего дня. Отчаявшись заснуть, тихонько встала и прокралась на кухню. Один из неизбежных минусов совместного проживания — это необходимость считаться с компаньоном по камере. В былые времена я бы просто зажгла торшер, настольную лампу, бра, включила бы музыку и скоротала пару часов в блаженном ничегонеделании. Сейчас это было невозможно. Даже компьютер нельзя было включить. Оставалось только чтение. Этим я и занялась, схватив первое, что подвернулось под руку на книжной полке. При ближайшем рассмотрении это оказалось сборником остросюжетных детективов в моем собственном переводе. Все лучше, чем ничего.
«Она сидела в гостиной на роскошном диване, обитом снежно-белой кожей, и машинально прихлебывала из высокого бокала ручной работы виски с содовой. Надо было бы добавить
Я читала этот текст, как чье-то чужое произведение и, если честно, завидовала героине, которая переживала свои проблемы на диване, обитом белоснежной кожей. Да и виски с содовой, так сказать, придавали… Без бокала ручной работы я как-нибудь обошлась бы, не графиня, чай. И тут сообразила, что можно себя побаловать и принять капельку джина с тоником. Глядишь, и спать захочется, а нехорошие мысли утонут в заморском напитке.
Сказано — сделано. Спустя три минуты я уже потягивала терпкое питье, а ещё пять минут спустя удивлялась, почему так тревожилась и не могла найти себе места. Ну, подумаешь, нагадали мне черт знает что. Так совершенно необязательно в эту ахинею верить. И вообще о будущем чем меньше знаешь, тем лучше спишь. Если бы мне два года тому назад предсказали, что из любимой, балованной и неплохо устроенной в этой жизни женщины я в считанные недели превращусь в чуть ли не бездомную вдову с полным отсутствием желания жить как такового, я бы не обрадовалась. Да и не поверила бы.
Воспоминания нахлынули на меня так, как если бы прорвало высотную плотину. Человека, которого я любила, нет. Нет на этом свете. Я опять была одна, погрузившись в прошлое. Одна — собирающая вещи, чтобы достойно обрядить усопшего. Одна — спасибо мальчику-санитару морга! — пятнадцать минут возле гроба, ничком на каменном полу (не на людях же плакать!). Одна — в окружении горстки как бы друзей и сослуживцев в ужасающем своим безобразием здании крематория. Одна — в полупустом автобусе на обратном пути. И, наконец, просто одна.
— Наташенька, — выдернул меня из забытия знакомый голос, — ты что? Не спишь, пьешь, плачешь… Что-нибудь случилось?
Сквозь пелену слез я увидела над собой лицо Андрея. Господи, вот позор-то! Что на меня нашло? И что такого случилось, что я так безобразно сорвалась? Что было, то прошло, а мертвое прошлое пусть хоронит своих мертвецов.
— Ничего особенного, — улыбнулась я. — Неправильный образ жизни. Гулять нужно перед сном. Кефир — обязательно. Ужин отдать врагу. А я съела сама — вот и расплачиваюсь. Опять же алкоголь, который необратимо разрушает психику и вызывает маниакально-депрессивное состояние, плавно переходящее в истерику. Дурдом на колесах. Желтый дом в Белых Столбах — точнее и не скажешь.
— Прикажете возражать? — улыбнулся в ответ Андрей.
Какие уж тут возражения!
Глава четвертая
Утром все ночные страхи и трагические воспоминания показались мне просто неприятным сном. Солнышко исправно светило, обеспечивая то, что почему-то называется «бабьим летом», на подоконнике ворковали голуби, чахлая московская травка все ещё зеленела и даже доллар — кстати, о зелени! — замедлил свой головокружительный взлет и как бы замер, намекая на возможность будущей стабильности.