Одинокий демон. Тетралогия
Шрифт:
– Не у него, а у Терской, – скривив хорошенькое личико, ответила та, – у него, как и раньше, нет ни одной!
– Да? А что же тогда значат эти две у Терской?
– Откуда я знаю? – откровенно огрызнулась богиня любви. – Такого и правда раньше никогда не было! Хочешь – поймай Сатию и спроси у нее, что это значит!
– А признайся, Мира, ведь Сатия тебя сделала! – радостно улыбнувшись, обратилась к ней Хель. – Влезла без спроса в твой огород любви.
– Я смотрю, что ты действительно приперлась сюда с надеждой на скандал! – окрысилась
– Ты так думаешь? Ах, действительно, и зачем я сюда пришла? – Хель задумчиво приложила указательный палец к щеке. В глазах ее плескалась ирония.
– Так, девочки, заканчивайте с руганью! – стараясь, чтобы это прозвучало как можно солиднее, произнес Коин. – Диная, ты недорассказала нам про Терскую. Итак, почему ты не побеспокоилась о том, чтобы у нее были дети от Аальста?
– Я же говорю – у нее вторая истинная любовь! Это уже само по себе ненормально. А она еще рядом с избранным. Я посчитала, что риск чересчур велик, и не стала ничего делать…
– Риск слишком велик, риск слишком велик! – сморщив нос, передразнила ее Мирана. – А как меня, значит, всем скопом в спину толкали – давай, давай, – так никакого риска не было? Конечно, это же я рисковала – не вы!
– Это была только твоя ошибка! – парировала Диная.
– Ах, моя ошибка? Только моя ошибка?!
Задохнувшаяся от возмущения Мирана вскочила из-за стола.
– Моя ошибка?!
– Мира, успокойся! – произнес Коин.
– Успокойся?! Успокойся?! – Богиня любви обежала всех взглядом. – Да идите вы все…
– Зачем вы ее дразните? – осуждающе спросил Марсус, переводя взгляд с пустого места, где только что была Мирана, на богинь.
– Зачем так бурно реагировать? – пожала плечами Хель.
– Просто она очень чувствительная и до сих пор остро переживает случившееся с ней. А вы смеетесь…
Марсус, насупившись, посмотрел на Хель.
– Зато у тебя есть прекрасный повод сходить и утешить ее. Ведь ты же любишь это делать?
Хель улыбнулась Марсусу широкой, дружеской улыбкой.
– Да иди ты… – ответил ей тот и исчез.
– Знаешь, Хель, – секунду спустя сказал Коин, поджимая губы, – когда у тебя дурное настроение – все всегда обязательно закончится скандалом! Это уже надоело!
Поболтаем?
«Поговорить – не желаешь?» (Хмуро.)
…
«Ты еще не успокоилась?»
…
«А мне кажется, что ты уже способна поддерживать разумный разговор».
«Что тебе нужно?!» (Резко.)
«Мне? Ничего. Хочу только сообщить, что в доме, кроме нас, никого не было. Все, похоже, были на занятиях. И если ты не будешь нигде открывать свой рот, об этом никто не узнает. Поняла?» (Недовольно.)
«Почему ты разговариваешь со мной таким тоном?» (Удивление.)
«А что, у меня есть повод для ликования?» (Саркастически.)
«Ты… Ты! Я даже не знаю, как тебя назвать после этого! Так со мной поступить! И теперь еще имеешь наглость разговаривать таким тоном и выражать какое-то
«Это был не я. Это мое тело. Я тут ни при чем». (Хмуро и недовольно.)
«Те-е-ло? Как тело? Что значит тело? А ты где был?» (Искреннее недоумение.)
«А я… я отсутствовал». (Мрачно.)
«Что за глупости ты говоришь! Как можно быть отдельно от своего тела?» (Неверие.)
«Ну, вот попробуй себе такое представить…» (Уклончиво.)
«Бред. Такого быть не может!»
«Та ладно, себя вспомни. Много ты чего соображала, когда с Динием зажигала».
«Что-о? Да как ты смеешь такое говорить? Откуда тебе про это знать?»
«Оттуда. Ты ведь не удосужилась в ту ночь поставить эмощит, не так ли? Результат – всем тем, что ты тогда чувствовала, ты щедро поделилась с окружающими. Например, со мной. И мне приснился потрясающий сон. Так что не нужно мне рассказывать про постоянное единение души и тела. Я знаю, как и что там было…»
… (Ощущение как от удара поленом по голове.)
«Чего молчишь?»
«Ты – подслушивал?!» (Дикое негодование.)
«Да не ори ты! Я не подслушивал. Я спал. А ты нет. И тебе было так здорово, что ты влезла в мой сон и поделилась своими восторгами. И все. Закрываться нужно было. Я же тебя научил как. А ты этого не сделала. Сама виновата!»
«Э… а… Так ты что, все-все… «слышал»?» (Потрясенно.)
«А о чем я тебе тут рассказываю?»
«У-у-уй… (Стефи схватилась руками за голову.) Это что же, значит, тогда получается – я… мы… вм…»
«Вм – это вместе? Если да – то да, вместе. Считай, что мы делали это втроем». (Широкая улыбка Чеширского кота.)
… (Небеса разверзлись, земля раскололась, море вышло из берегов.)
«Поэтому, если бы ты не вешалась мне на шею и не лезла с поцелуями, то все было бы нормально. А так – думаю, все вспомнилось, и крышу у меня сорвало…»
… (Ощущение бесконечного падения в безбрежное черное небо.)
«Говорю еще раз – все произошло совершенно случайно, и моей вины в случившемся нет. Предлагаю нам с тобой забыть данное происшествие и жить дальше, как будто ничего и не было…»
«Ты… ты… Ты – чудовище! Как я могу забыть?! Такое и забыть?! Идиот! Не смей больше даже подходить ко мне! Понял! Ты понял? Все!»
«Хм… хм, да, я знаю, что осознать сразу мою мысль будет непросто… Стефи? Ты тут? Закрылась. Ну и ладно, пусть пока мысль усвоится…»
На следующий день
Ректор магического университета господин архимаг Мотэдиус, нахмурив брови, смотрел на дверь своего кабинета, которую только что закрыл за собой его студент князь Эриадор Аальст, он же – головная боль господина Мотэдиуса в последнее время. За длинный и обстоятельный разговор с ним, продолжавшийся без малого почти час, у Мотэдиуса сформировалось четкое убеждение в том, что тот не сказал и половины того, что мог бы.