Одинокий голубь
Шрифт:
Глядя на удаляющихся всадников, Ньют сильно нервничал. Все из-за Липпи — тот все утро живописал, что чувствует человек, когда его скальпируют. Самого Липпи никогда не скальпировали, так что достоверно он знать этого не мог, но это его не останавливало, и он продолжал говорить, пугая всех.
Конокрады уехали на юго-запад. Калл считал, что, если повезет, они поймают их за день, но ничего не вы шло. Местность становилась все более голой, и единственными признаками жизни были редкие канычи и многочисленные гремучие змеи.
— Если тут обосновываться,
Ночью они немного отдохнули, и к середине дня бы ли уже на расстоянии ста миль от стада, причем без всяких видимых результатов.
— Черт, да они заедут в долину реки Уинд, пока мы их нагоним, а я часто слышал, что в смысле сухости долина реки Уинд еще хуже, чем Пекос, — сказал Ав густ.
— У нас лучше лошади, чем у них, — возразил Калл. — Нагоним.
Но прошел еще день, прежде чем им удалось сократить расстояние.
— Считаешь, стоит так заводиться из-за двенадцати лошадей? — спросил Август. — Я такого унылого края никогда не видел. Тут блоха с голоду сдохнет.
И верно, край был уныл до чрезвычайности, на земле местами выступала соль. Кое-где возвышались холмы цвета охры, начисто лишенные растительности.
— Нам не стоит начинать мириться с конокрадством, — настаивал Калл.
Дитц уехал вперед на разведку и к середине дня вернулся. В волнах жары он казался больше, чем был на самом деле.
— Лагерь впереди, — сообщил он. — У них там голод и мало воды.
— Сколько? — спросил Калл.
— Не сосчитал, — ответил Дитц. — Немного. Откуда быть многим при такой жизни?
— Предлагаю дождаться ночи и спереть кляч назад, — высказался Август. — Сейчас слишком жарко, чтобы сражаться. Украсть их, и пусть ради разнообразия красные немного попреследуют белых.
— Будем ждать ночи, можем потерять половину лошадей, — возразил Калл. — По ночам они наверняка выставляют более надежную охрану.
— По такой жаре не хочется с тобой спорить, — проговорил Август. — Хочешь сейчас, пусть так и будет. Просто поедем и перебьем всех.
— Много мужчин не заметил, — вмешался Дитц. — Больше женщины и дети. И здорово бедные, капитан.
— Что ты хочешь этим сказать — "здорово бедные"? — удивился Калл.
— Хочу сказать, они голодают, — ответил Дитц. — Они уже зарезали одну лошадь.
— Бог мой, — изумился Август. — Ты хочешь сказать, они украли лошадей на мясо?
Так оно и оказалось. Они осторожно приблизились к лагерю и увидели, что все племя собралось вокруг мертвой лошади. Всего человек двадцать индейцев, в основном женщины, дети и старики. Калл разглядел только двух взрослых воинов, хотя и эти были практически мальчишками. Индейцы вытащили внутренности лошади, резали их на куски и ели. Обычно вокруг лагеря полно собак, но здесь их не было.
— Полагаю, это не те воинственные индейцы равнин, о которых мы наслышаны, — заключил Август. Почти все индейцы молчали, сосредоточившись на еде. Все изможденные. Две старухи срезали мясо с задней ноги, а двое воинов, видимо те, кто украл лошадей, поймали еще лошадь и готовились перерезать
— Ладно, перестань, — остановил его Август. — Не будем же мы в них стрелять, хотя, по правде говоря, то был бы акт милосердия. Думаю, у них и оружия нет.
— Я ни в кого и не стрелял, — объяснил Калл. — Но ведь это наши лошади.
При звуке выстрела все индейцы, оторопев, подняли головы. Один из молодых воинов схватил старое одно зарядное ружье, но стрелять не стал. Похоже, то было единственное ружье в племени. Калл снова выстрелил в воздух, чтобы отогнать парней от лошади, и преуспел больше, чем рассчитывал. Те, кто ел, поднялись на ноги, все еще держа в руках кишки, и рванулись бежать к четырем маленьким вигвамам, стоящим немного в стороне. Молодой человек с ружьем тоже отступил, помогая старушке. Она вся перемазалась в крови от пиршества.
— У них пикник, — заметил Август. — У нас тоже был пикник два дня назад, и в нас никто не стрелял.
— Мы можем оставить им двух или трех лошадей, — предложил Калл. — Но я не хочу потерять гнедого, которого они собрались прирезать.
В спешке племя позабыло маленького мальчика, едва умеющего ходить. Он стоял у шеи мертвой лошади и плакал, разыскивая мать. Племя молча стояло у вигвамов. Какое-то время единственным звуком был плач ребенка.
— Он слепой, — сказал Дитц.
Август понял, что Дитц прав. Ребенок не видел, куда идет, и через секунду споткнулся о груду окровавленных потрохов и упал прямо на них.
Дитц, находившийся ближе всех к мертвой лошади, подошел и поднял ребенка. Мальчик продолжал жалобно плакать.
— Тихо, — велел ему Дитц. — Смотри, какой грязный. Весь в крови измазюкался.
В этот момент раздался боевой клич со стороны вигвамов, и Дитц, подняв голову, увидел, что к нему бежит один из воинов, парнишка не старше Ньюта. Тот самый, что схватил ружье, только на этот раз он заменил ружье старым копьем. Дитц протянул вперед ребенка и улыбнулся — совсем, мол, ни к чему боевой клич. Дитц продолжал протягивать ребенка и улыбаться, рассчитывая, что воин поймет, что он дружелюбно настроен. Парню ни к чему копье, пусть просто отнесет верещащего мальчика его матери.
Калл и Август тоже думали, что парень скорее всего остановится, когда поймет, что Дитц настроен дружелюбно. Если нет, то Дитц с ним справится, он всегда был хорош в рукопашной.
Только в последнюю секунду они осознали, что воин не остановится. Он несся в полном отчаянии и не замечал дружеской улыбки Дитца. Он стремительно приближался.
— Стреляй, Дитц, — закричал Калл, поднимая свой пистолет.
Дитц тоже в последнюю секунду увидел, что индеец не остановится. Молодой воин не был слеп, но взгляд его казался таким же невидящим, как и у ребенка. Он все еще выкрикивал свой боевой клич, в полной тишине он звучал дико, и глаза его горели ненавистью. Старое копье выглядело несерьезно. Дитц снова протянул вперед ребенка, рассчитывая, что парень поймет его намерения.