Одинокий некромант желает познакомиться
Шрифт:
— Как нет? — вот теперь Земляной удивился. Но печенье жрать не перестал, а банка, между прочим, не так уж и велика. Если разделить на двоих…
…тем более прав он в том, что крупа или подгорит, или недоварится, или будет пересолена.
Мальчишки съедят.
Они, кажется, способны были сожрать и камни, но Глеб-то привык к нормальному питанию.
— Вот так. Городок не тот. Здесь на почте оставляют объявление. И там уже ждут.
— Ага…
Земляной задумался. То есть, тоже текст объявления составляет?
— Сбежит, думаешь?
— А то сам…
…и на прежних местах прислуга как-то не задерживалась, несмотря на то, что платили щедро. Но предрассудки… и страх… и слухи, которыми город полнился, во многом благодаря усилиям той же прислуги.
— Плохо… — Земляной сунул руку в коробку. — А эта… соседка… как она?
— В смысле?
— Заведу роман. Буду ходить на ужины. И завтраки. И вообще… что?
— Она проклята.
— Вот… сниму проклятье, будет повод познакомиться. Как думаешь, за снятое проклятье мне простят, что я некромант?
Он закрыл глаза.
А Глеб с неудовольствием подумал, что старый приятель и единомышленник вполне себе симпатичен. И главное, он умеет казаться обыкновенным.
Разве что руки…
Если на руки не смотреть, то вполне себе обыкновенный человек, этакий себе чиновник средней руки, уже достигший своего карьерного потолка и вполне довольный жизнью. Земляной был невысок и сухопар, подвижен, порой чрезмерно, будто пытаясь собственной живостью компенсировать то, с чем его сталкивала собственная проклятая кровь.
О крови он говорить не любил.
— Не снимешь.
— Почему? — вот теперь в темных глазах блеснуло любопытство.
— Сил не хватит.
— А у тебя?
— У меня и подавно. Там или последняя стадия, или вот-вот. Вообще странно, что она до сих пор дотянула.
— Плохо, — Земляной облизал пальцы. — Печенье у нее вкусное. И цветочки красивые. Что? Я ж любопытный… так от наших новости были?
— Кержаков согласился провести курс по магии крови, возьмет самые основы, нашим хватит. Заодно присмотрится, он уже давно пытается найти кого. Убаров, конечно, носом крутит, но думаю, явится. Повешу на него магометрию.
Земляной кивнул и поморщился. К магометрии он испытывал давнее и весьма стойкое отвращение.
— Таверский возьмет право. Церковь обещала кого-то прислать, но ближе к осени. Остальные делают вид, что не при чем.
— Как и предполагалось.
Верно.
Вот только менее тошно от этого не становится. Еще ведь надобно обыкновенных учителей найти, те, которые станут грамматикой заниматься, математикой, логикой и прочими науками, список которых у Глеба имелся.
— Что с Арвисом делать собираешься?
— А что с ним делать?
— Ты же понимаешь, если его до сих пор не приняли, то и не примут. Он слишком другой.
— Предлагаешь вернуть на цепь?
— Нет, это… как-то чересчур… — Земляной потер кожу между большим и указательным пальцами и поморщился. Трещины зудели и время от времени воспалялись, и с этим воспалением не способны были справиться ни мази, ни целители. Целительская сила и без того темных не жаловала, а уж Алексашку и подавно. — Но… здесь и дальше… проблем станет только больше. Он плохо контролирует свой дар.
— Не только он.
— Но только он не желает учиться контролю.
— Пока.
— Глеб!
— Варианта два. Или он остается при школе, — Глеб подвинул коробку к себе и провел пальцем по шершавому ее боку. Надо же, вручную расписывали. И цветы получились донельзя живыми. — Или ему запечатают дар.
Земляной поморщился и пальцами пошевелил.
— Может, кто-то из наших возьмет…
— Сам знаешь, не возьмут. Всем нужны ученики, но такие, чтобы не доставляли проблем, обладали неплохой базой и горели желанием учиться.
…и главное, чтобы могли справиться с собственной тьмой, чтобы учителю не пришлось… прерывать путь. А дикий полукровка, который спит с украденной вилкой под подушкой, никому не нужен. И плевать, что полгода тому он спал, подушкой накрываясь, и рычал на любого, кто приблизится.
— Хочешь его убить? Пожалуйста. Но я тебе не помощник.
Запечатывания Арвис не перенесет. Его никто не переносит, даже взрослые и стабильные. Сколько отец продержался после того, как дар перегорел? Двадцать лет? Медленно сходил с ума, при том не забывая утянуть в бездну безумия и семью.
Но отец был сильным.
Мальчишка просто умрет. И быть может, где-то это даже милосердно. Да только в гробу Глеб видел такое милосердие.
— Ясно. Делай, как знаешь… а кухарку все-таки поищи.
…нет-нет, да взгляд Анны останавливался на заборе, и на зарослях пузыплодника за этим забором. Тот, словно издеваясь, вытянулся, раскинул ветви и обзавелся тем особым глянцевым отливом листьев, который людям знающим говорит о близости темного источника.
На заборе, пожалуй, стоило пустить плющ, имелось у Анны пару веточек ингерийского вариегатного, отличавшегося немалым пристрастием к темной силе. А розы она перенесет на противоположную сторону.
Или лучше к оранжерее?
Госпожа Верницкая опять станет жаловаться на сенную лихорадку и приторный аромат. С другой стороны, она и без роз жаловалась, так что…
За пузыреплодником начиналось поле, поросшее дикими маками. Время прошло, и лепестки облетели, а тугие головки еще не набрались соком. Зато вовсю цвели клевера, раскрашивая травяной ковер алым и белым, кое-где виднелись золотые мазки люцерны.
И вновь кусты.
Вереница тополей, которые следовало бы омолодить. Еще немного и по воздуху к вящему возмущению госпожи Верницкой полетит пух.