Одиссея "Варяга"
Шрифт:
Ладно, как перекидаем тонн десять - ночь вам пережить хватит - держитесь в кильватере или на левой раковине. Идем во Владивосток, а там вам предстоит вступить в командование всеми дестроерами Владивостокской эскадры.
– То есть "Беспощадным"?
– недоуменно спросил Римский-Корсаков, прекрасно знающий, что эсминцев во Владивостоке НЕТ.
– Ну, им и еще одним - трофейным. Я думаю, ему подойдет имя "Восходящий": он все же, как не крути - подарок от страны Восходящего солнца, - Руднев переждал смешки на мостике, - Мне тут, глядя на ваше доблестное бегство от трех миноносцев противника, пришла в голову интересная мыслишка...
Все, господа. Солнце уже практически село, сворачиваем погрузку и трогаем во Владивосток.
Глава 3. Взгляд из Зазеркалья.
Вице-адмирал Хиконодзе Камимура находился в новом для себя состоянии духа. Ему, пожалуй, даже не было названия в словаре самураев, ибо им не пристало быть ни взбешенными, ни растерянными. Увы, по результатам боя с Владивостокской эскадрой ему волей-неволей пришлось осваивать новые оттенки чувств и эмоций. Которые, казалось, были прочно позабыты и оставлены в детстве и юности.
Самое забавное, что поначалу он искренне считал победителем себя. С того момента, как русские начали ворочать на обратный курс. Он тогда даже развернулся на появившиеся на горизонте дымы, предполагая силой трех практически не поврежденных крейсеров добить прорвавшегося мимо броненосцев "Ослябю", и утереть нос любимчикам всей Японии из первого боевого отряда. Но вместо русского броненосца (который он сам скорее считал броненосным крейсером, немногим более сильным, чем любой из кораблей его отряда) из-за горизонта выползли два стареньких трампа...
Решив, что честь утопления "Осляби" досталась-таки броненосцам контр-адмирала Дева, Камимура приказал экономичным ходом идти на срочный ремонт и бункеровку в ближайший порт Хакодате. Он был уверен, что никто из кораблей его отряда не поврежден сильнее его "Идзумо". Да, ему, конечно, доложили о взрыве на "Якумо" и о попадании в "Токиву", но он не мог представить в каком именно состоянии находились эти крейсера. До момента, пока уже на подходе к Хакодате, "Якумо" не поднял сигнал "Не могу управляться. Терплю бедствие. Просьба сбавить ход". Зная командира крейсера, капитана первого ранга Мацучи, Камимура не на шутку переполошился. Этот, даже по меркам невозмутимых самураев убийственно спокойный флегматик, никогда не стал бы поднимать такие сигналы без крайней на то необходимости.
Выйдя из строя влево и сбавив ход до пяти узлов, "Идзумо" последовательно пропустил мимо себя крейсера эскадры. Одного за другим. Только сейчас командующему стало очевидно, во что обошлось сражение его кораблям. Если "Адзума" и "Ивате" выглядели почти неповрежденными, то когда "Идзумо" поравнялся с "Токива" на его мостике и верхней палубе, заполненной матросами, воцарилось мертвая тишина. У крейсера отсутствовала часть бронеплит левого борта (один из выпущенных практически наудачу восьмидюймовых снарядов с поврежденного и отстающего от боя "Рюрика" пробил крышу верхнего каземата 6-дюймового орудия и вызвал цепь детонаций складированных у казематных орудий обоих ярусов снарядов). А попавший в последней фазе боя в образовавшуюся огромную пробоину русский шестидюймовый снаряд разнес внутренние перегородки и позволял, по словам британского наблюдателя Пекинхема, "видеть крейсер практически насквозь". Впрочем, хотя на восстановление боеспособности крейсера требовались теперь минимум пара месяцев самой напряженной работы, на которую только был способен судоремонт Японии, "Токива" мог быть отремонтирован в Сасебо. В полном объеме и без потери боевой мощи, запас шестидюймовых орудий в Японии был. Да и тонуть он явно не собирался, все повреждения были гораздо выше ватерлинии.
С "Якумо" же дела обстояли просто отвратительно. Этот крейсер стал главной мишенью для единственного в бою у Кадзимы десятидюймового орудия. Сейчас он медленно садился кормой и, по выражению главного сочинителя и декламатора хайку на "Идзумо", лейтенанта Хайокоси, "подобно усталой лошади прилегал на левый борт". Даже одно попадание десятидюймового снаряда в сам "Идзумо", в начале боя с запредельной дистанции в 55 кабельтов, привело к затоплениям угольных ям правого борта (снаряд попал в ЛЕВЫЙ борт, прошел почти сквозь весь корабль и взорвался уже у правого борта, расшатав и почти вырвав бронеплиты, не рассчитанные на удары изнутри корабля). Увы, несчастный "Якумо" получил ЧЕТЫРЕ таких снаряда только в корпус, причем с гораздо более близкой дистанции.
Особенно опасным были второе и последнее попадания. Одним была уничтожена кормовая башня главного калибра, причем тогда от взрыва погребов и встречи с богами корабль спасла только консервативная предусмотрительность немецких конструкторов. Последний подарок с "Памяти Корейца", полученный уже в конце боя, сделал пробоину в бронепоясе в корме ниже ватерлинии. Это-то попадание, выбившее "Якумо" из строя во второй раз на десять минут, и было причиной пестрого набора сигналов бедствия. Покореженные взрывом снаряда внутри корабля переборки, сдавали одна за одной, несмотря на все усилия аварийных партий по их подкреплению подручными средствами. Водоотливные средства работали на полную мощность, но вода прибывала быстрее, чем ее успевали откачивать. При этом борта крейсера, там, где они не были прикрыты броней, пестрели пробоинами от неожиданно многочисленных и скорострельных восьмидюймовок "Рюрика". Они же, вкупе с орудиями калибра шесть дюймов, снесли с верхней палубы все, что было не прикрыто броней...
Если бы "Якумо" сел кормой еще на метр-полтора, он неминуемо уходил на дно. Спасла крейсер только остановка и посылка дополнительных аварийных партий с "Адзумы" и "Ивате". Да еще интересное предложение одного из офицеров "Идзумо". Тот когда-то давно, когда русские корабли еще регулярно заходили в Японию на ремонт, подглядел, как русские практикуются в заделке пробоин ниже ватерлинии. Они использовали для этого кусок брезента, называемый "пластырем", который накладывался на пробоину, и прижимался к ней давлением воды. Импровизированный пластырь, сделанный из чехлов орудий главного калибра и кормового тента, был наложен на пробоину, и снизил поступление воды до уровня, с которым смогли бороться корабельные помпы. Кое-как корабль удалось довести до сухого дока.
Осмотрев его там утром следующего дня, Камимура неожиданно поймал себя на том, что "примеряет" повреждения, полученные "Якумо", на его флагманский "Идзумо", который он до этого считал наиболее поврежденным. Проанализировав свои мысли, он с удивлением понял, что получи любой из крейсеров британской постройки такие попадания, тот погиб бы, как минимум, дважды. Или от взрыва башни, в которой хранились пара десятков снарядов, и за которым неизбежно следовал взрыв погребов, или от затоплений, вызванных тремя подводными пробоинами. Вдобавок к десятидюймовому подарку, "Якумо" пережил еще две подводные дырки от восьмидюймовых снарядов.
Вердикт инженеров верфи был безапелляционен - за два, три месяца можно починить все, кроме башни главного калибра. В Японии ремонт такого уровня невозможен, ибо ее надо делать заново. На совет кого-то из молодых офицеров, переставить башню с недавно поднятой в Чемульпо "Асамы", та все равно не боеспособна, инженер только грустно усмехнулся. Даже если забыть о трудностях демонтажа башни в не оборудованном порту и ее перевозки в Японию, как возможен монтаж башни британского образца на немецкое подбашенное отделение? С изначально другим диаметром погона, другим размером шаров по которым катится башня, другой системой подачи снарядов из погребов... Ну а как, интересно, вообще можно установить башню с гидравлическим приводом на корабль, созданный для башни с приводом электрическим?