Одиссея "Варяга"
Шрифт:
На анализ ситуации у командира миноносца ушло не более тридцати секунд. По истечении этого времени, он тихо выматерился и звучно (когда у тебя маленький, метров в 60 длиной кораблик, большая часть команды которого находится на верхней палубе, громкий командный голос вырабатывается быстро) на весь корабль заорал.
– Слушайте, ребята! Шансов у нас теперь точно нет... Сзади три миноносца, впереди крейсер. Мы, конечно, можем попытаться от него отвернуть. Но тогда на циркуляции те три макаки, что висят у нас на хвосте, подойдут к нам на пистолетный выстрел, а две пушки против шести - это бесполезно. Да и угля до берега на полном ходу нам все одно не хватит, даже проскочи мы миноносцев, на берег нам не выброситься. Можно, конечно, просто затопить наш корабль, без боя, - при этих словах над палубой пронесся недовольный гул пары десятков голосов, и как будто заручившись поддержкой команды, Римский-Корсаков еще более возвысил голос, - но я хочу попытаться подорвать этот крейсер последней миной, что осталась у нас в аппарате номер один! Шансов на это у нас тоже, один из тысячи... И скорее всего японцы нас утопят еще на сближении. Но так наш "Беспощадный" погибнет, не пытаясь сбежать от врага, а атакуя его! Как и положено боевому кораблю Русского Флота! Не все же нам транспортники топить, давайте и крейсер попробуем!
Громогласное мрачное, но преисполненное решимости "Ура!" пронеслось над палубой миноносца. Расчет носового трехдюймового орудия, до этого до упора развернутого на правый борт в попытке при повороте достать подходящие с кормы миноносцы, мгновенно развернул его на нос. Минеры бросились к торпедному (хотя в те далекие годы он и именовался минным, но тафталогия "минный аппарат на миноносце в который заряжена мина" уже достала Руднева и, с его легкой руки, слово торпеда уже входило в обиход) аппарату и стали спешно менять глубину установки хода мины. Если для атаки миноносцев они выставили наименее допустимую, то для крейсера 4 метра заглубления, гарантирующие более ровный ход, были более актуальны. Командир с мостика инструктировал наводчика носового орудия.
– Семен, первым не стреляй. Твой калибр крейсеру ничего серьезного не сделает, а так авось нас за своих примут и на лишние пару кабельтов подпустят. Но как сами японцы начнут нас обстреливать, тут уж не зевай. Стреляй чаще. И точнее.
– Есть точнее...
– отозвался Семен Зябкий. И неожиданно даже для самого себя добавил, - Спасибо, ваше превосходительство, Федор Воинович, мне очень нравилось служить под вашим командованием. Всего то мы с вами и проходили то три месяца, но по сравнению с прежним нашим, с Лукиным - небо и земля... Простите, если что не так, - внезапно засмущался молодой матрос, нахлынувшим перед лицом неумолимо надвигающейся смерти, чувствам.
– Ну-ну, разговорился тут у меня!
– добродушно проворчал старый боцман, хлопая матроса по плечу и разряжая повисшую в воздухе неловкую паузу, - Займись лучше пушкой, пока есть минутка.
С мостика ему благодарно кивнул командир, который и сам был изрядно смущен.
Корабли сближались с относительной скоростью более 50 узлов, и крейсер, который только что был силуэтом на горизонте, теперь довольно отчетливо вырисовывался на фоне быстро темнеющих и уже почти черных облаков. Но даже с расстояния в 45 кабельтов опознать крейсер никак не удавалось - приближаясь с темной стороны горизонта, он как плащом был укутан собственным дымом.
К удивлению команды русского миноносца и его японских коллег, крейсер пока огня не открывал. Японцы несколько сбавили ход и разошлись, чтобы перекрыть русскому миноносцу все пути отхода. Больше всего удивлялся поведению командира японского крейсера Римский-Корсаков - тот вел себя явно тактически неграмотно. Выбрав курс по ветру, японец, из-за своего же дыма, не только не мог вести огонь, он был не в состоянии даже нормально наблюдать за ходом боя.
По расчетам Римского-Корсакова через десять-пятнадцать минут уже можно было пускать по опрометчиво приблизившемуся без стрельбы противнику мину. Он уже минут пять как отодвинул рулевого от штурвала, и стал к нему сам. Беззвучно шевеля губами, командир миноносца молил Бога об одном - успеть выпустить мину по врагу ДО того, как его кораблик будет утоплен артиллерией крейсера.
Наконец, после сближения примерно на 30 кабельтов, "японец" проснулся. Резко, на полном ходу, который по прикидкам уважительно покачавшего головой Федора Воиновича был не менее 22 узлов, крейсер завалился в циркуляции вправо, разворачиваясь к миноносцам бортом. "Беспощадный" мгновенно отреагировал и лег лево на борт, курсом на пересечку. Но через минуту после начала поворота левый борт, выскочившего как черт из табакерки из облака собственного дыма крейсера, окрасился вспышками выстрелов из почти двух десятков орудий...
Еще до падения снарядов первого крейсерского залпа Зябкий ответил выстрелом из своей пушечки. К удивлению всех на миноносце, рой снарядов, прогудев над палубой миноносца, довольно-таки кучно лег вокруг среднего из его преследователей. Радостно вопящий "по своим бьют, бараны желтопузые" Зябкий успел выпустить по крейсеру еще три снаряда, пока не был остановлен пронесшимся над палубой миноносца слитным криком сигнальщика и командира, наконец разглядевших "противника":
– Отставить стрельбу, отставить, ЧЕТЫРЕ ТРУБЫ, ЧЕТЫРЕ!!! Это наши!
– Это же "Варяг", братцы, "Варяг"!
– Живем, ребята... Живем!!!
Минутами пятнадцатью ранее на мостике "Варяга" Руднев, вглядевшись в силуэты миноносцев на горизонте, устроил Кириллу Владимировичу очередной мини-экзамен.
– Ну, и что мы тут наблюдаем?
– Удирает двухтрубный миноносец с полубаком, наверное, наш. Из Шихаусских [109] . Догоняют три четырехтрубных. Явно японцы британской постройки. Или японской, с такого расстояния не различить, да и разницы никакой.
– Угу. Не различить. Мачт на преследователях сколько? Если одна - то британцы, если две - то собственной сборки. А разница, Кирилл Владимирович, в паре узлов максимального хода. Дьявол - он в деталях, и опускать их не стоит.
109
Эскадренные миноносцы построенные для России фирмой Фридриха Шихау в Эльбинге, Германия: "Кит" ("Бдительный"), "Дельфин" ("Бесстрашный"), "Скат" ("Беспо-щадный"), "Касатка" ("Бесшумный"). Лучшие из бывших в составе первой тихоокеанской эскадры.
– Так ведь за дымом ни черта не видно! Как вы только разглядели мачты? И почему мы сближаемся столь странным курсом?
– С мачты видно, вот я у марсового и поинтересовался. А идем мы, прикрываясь своим дымом как завесой, чтобы опознали нас попозже. Может, повезет, кто из трех слишком близко подлезет - авось утопим... Кстати о дыме... Что-то густовато дымим, оно конечно для маскировки неплохо, но к чему бы это... На лаге! Ход?