Одиссея "Варяга"
Шрифт:
На следующий день Камимура был оторван от составления списка первоочередных работ, которые бы позволили выйти в море хотя бы трем кораблям его эскадры. Со всех концов Японского моря приходили известия о замеченных русских крейсерах, обстрелах портов и маяков. Кроме того, два отряда истребителей, которые должны были найти и ночной атакой добить поврежденные в артиллерийском бою русские крейсера, вернулись ни с чем. Нет, крейсера то они нашли, но только днем, когда атаковать не было никакой возможности. Да и сами миноносцы пожгли уже почти весь уголь, в попытке догнать русских на пути во Владивосток. Но этот хитрец Руднев после боя повел поврежденные корабли не домой, а к берегам Кореи!
Утром следующего дня по телеграфу, кружным путем через Америку (прямой кабель перерезан опять же Рудневым!), пришло сообщение о выходе из Артура всех семи броненосцев Первой Эскадры русских, навязавших бой четырем линкорам адмирала Того. Благодаря отваге и умению командующего и экипажей кораблей первой эскадры катастрофы не произошло. Однако, кроме новейшего бронепалубного крейсера "Оттова", Объединенный флот потерял броненосец "Фудзи" - второй корабль линии после злополучной "Асамы". Все обстоятельства боя пока не были известны, но то, что все боеспособные броненосцы и броненосные крейсеры необходимо немедленно собрать в кулак, было очевидным.
Броненосцы адмирала Дева, безрезультатно прождав "Ослябю" у входа в Сангарский пролив, возвращались к Чемульпо. Но им, изначально перед походом на перехват "Авроры" и "Осляби", имевшим не полный запас угля, дабы легче было гоняться за русскими крейсерами, было еще необходимо отбункероваться в Мозампо. Командующий Объединенным флотом резонно посчитал, несмотря на имевшиеся повреждения у русских броненосцев, возвращение к Эллиотам только с пятью линейными судами неоправданным риском.
В результате "Ивате" и "Идзумо" сейчас аврально принимали боезапас для среднего калибра, а рабочие аварийных бригад верфи лихорадочно заканчивали починку тех повреждений, что могли быть устранены за пять - шесть часов. Время это определялось сроком временной заделки подводной пробоины у "Идзумо". Оба крейсера не успевали получить на свои свежие пробоины даже металлических заплат, и пока будут щеголять вбитыми в дырки деревянными щитами.
Крейсера Того-младшего Камимура отправил в догонку за броненосцами контр-адмирала Дева, дабы те соединено шли к Чемульпо. Но вот вернуть "Адзуму", отправленную к проливу Лаперуза, куда вроде бы, по информации дозорных миноносцев, ушел с захваченным транспортом "Богатырь", не удалось. Судя по всему, повреждения телеграфной станции в недавнем бою либо некачественно устранили, либо возникли новые проблемы, но на вызовы "Адзума" не отвечала уже часов пять.
Перед выходом в море Того-младший успел рассказать Камимуре о последних минутах его старинного друга Исибаси. Тот, в роковой для него день боя при острове Кадзима, командовал крейсером "Такасаго". Он смело, но нерасчетливо бросился добивать поврежденного "Рюрика", надеясь утопить его торпедами до подхода спешащих на помощь "Варяга" и "Богатыря". Увы, артиллерия левого борта русского броненосного крейсера была практически цела. "Такасаго" подошел слишком близко и, получив серьезные повреждения от русских восьмидюймовых снарядов, сам оказался в роли жертвы. "Варяг" под флагом Руднева, сблизившись с раненым кораблем и, выбив на сближении его артиллерию, со второй попытки всадил в борт "Такасаго" торпеду.
Добивать его русские не стали, понимая, видимо, что крейсер и так обречен. "Нанива" Того-младшего успела подойти до того, как "Такасаго" ушел на дно, и снять всю уцелевшую после артиллерийского боя команду. Но когда контр-адмирал прокричал Исибаси, стоящему на мостике в гордом одиночестве, что он на крейсере остался один, и теперь должен уходить сам, тот лишь улыбнулся и отрицательно покачал головой. На последовавший прямой приказ флагмана: "капитан первого ранга Исибаси, покиньте корабль", он задумчиво закурил сигарету, и попросив передать императору его извинения за потерю "Такасаго", приложил руку к козырьку фуражки в прощальном салюте...
Последнее, что видели с мостика уходящей "Нанивы", была одинокая фигура на палубе кренящегося "Такасаго". Неторопливо пробираясь через кучи обломков, командир делал последний обход вверенного ему корабля. Потом Исибаси нежно, как по щеке любимой женщины, провел рукой по броне рубки, прощаясь со своим таким быстрым, изящным, но, увы - оказавшимся столь непрочным и уязвимым кораблем... Докурив последнюю сигарету, капитан первого ранга ушел в рубку, разделив судьбу своего крейсера.
Вздохнув о слишком раннем уходе старого друга, Камимура решил, что при первой же возможности навестит Исибаси в храме Ясукуни, тем более что поступок друга полностью соответствовал кодексу Бусидо. Разве пожелаешь лучшего прощания с миром офицеру Императорского флота и самураю? Он, Хикондзе Камимура, мог искренне гордиться своим другом. Он всегда был таким: честным и решительным, безудержно храбрым, может быть даже его храбрость иногда летела впереди трезвого расчета? Может быть... Но, следуя по пути Воина, если судьба предоставляет выбор между жизнью и смертью, самурай должен не задумываясь выбирать смерть... Как же, все-таки, он красиво ушел...
Однако действительность вскоре оторвала вице-адмирала от ностальгических размышлений, и командующий 2-й боевой эскадрой направился на совещание, по поводу ремонта его наиболее поврежденных крейсеров. С "Идзумо" и "Такивой" все было более менее ясно. Как только обстановка позволит - установка новых бронеплит взамен пробитых, замена выбитых шестидюймовых орудий, латание труб и вентиляторов, восстановление водостойкости отсеков и все. Но что делать с кормовой башней "Якумо"? Собрание флагманов и флотских инженеров рассматривало и отвергало одну идею ремонта за другой.
– Черти и демоны побери это 10 дюймовое орудие на "Кассуге"!
– в сердцах бросил командир "Токивы" Иосиацу, - оно одно нанесло нам больший урон, чем вся остальная артиллерия русских! Хвала Оми Ками, что у русских не хватило ума стрелять из него по моему крейсеру. Получи "Токива" снаряд в башню с пробитием брони, я бы сейчас с вами тут не сидел.
При этих словах один из флотских инженеров, флагманский механик Цукару Ямазаки, усмехнулся и вдруг застыл с полуоткрытым ртом. Минуты три он как завороженный смотрел в стенку, а потом притянул к себе лист бумаги и начал что - то быстро черкать карандашом. Видевший это Камимура, молча поднял вверх палец, призывая собрание к молчанию, чтобы не спугнуть посетившее Цукару состояние сатори. Через еще пять минут, механик вернулся в реальность, и, с удивлением, увидел устремленные на него ожидающие взгляды.