Одна беременность на двоих
Шрифт:
Действительно, почему я даже не подумала про таблетку. Ну напоил Майк её, ну был у них секс… И даже если она не пожелала спрашивать его, надевал ли он презерватив, можно было подстраховаться…
— А ты так всё хорошо знаешь, — выплюнула я свою горечь, хотя что тут странного, в школе рассказывают про «План Би».
— Я покупал для Абби. И пришлось Шону мозги малость вправить. Но моя сестра к делу отношения не имеет.
Он вновь замолчал, и я успела вспомнить страхи последних недель. Ужас, если бы они подтвердились!
— Что ты от меня хочешь? Почему не позвонил напрямую Аманде?
— Не знаю, — голос был какой-то совсем потерянный. — Боялся
— Она не сказала правду, — бросилась я на защиту Аманды. — Она просто сказала, что отец ребёнка погиб. Отец высказал её матери соболезнования, и она… Она…
— Аманде придётся сказать правду. Сколько бы ни врала она, сколько бы ни врали мы с тобой…
— А мы не врём. Мы ничего не знаем, — повторила я его же слова.
— Врём! И это меня бесит. Пусть делает, что хочет, но мне осточертело чувствовать себя идиотом в разговорах с её матерью. И с тобой, кстати, тоже… Это она виновата, что у нас с тобой так получилось. Мне до сих пор мерзко.
— Забудь, — отрезала я, чувствуя под океанским ветром на лбу горячую испарину.
— Пытаюсь. Но своим игнором ты показываешь, что продолжаешь злиться.
— Я не злюсь. Всё в прошлом. И мне надо идти.
Не дав Стиву попрощаться, я выключила телефон и с трудом попала им в карман. Дура! Я сбежала от неприятного разговора, не поставив финальную точку. По телефону сделать это было бы легче, чем при встрече. Но Стив не перезвонил, хотя я нарочно долго собирала ракушки, и я не решилась набрать ему.
Все четверо собрались в кружок и что-то увлечённо обсуждали. Даже собака забыла про чаек, хотя те гордо расхаживали на мокром песку прямо перед её носом. Я боялась, что Аманда спросит, кто мне звонил. Наверное, она обязательно сделает это раньше, чем я подберу верные слова, а сейчас, при ребятах и отце, она не собиралась пытать меня. Отец вновь улыбался. Наверное, таким он получится на фотографиях. Аманда настояла, чтобы перед её фото-сессией Логан сфотографировал меня, отца и собаку. Правда, потом Аманда захотела сфотографироваться со мной сама. Я, кажется, улыбалась в объектив, а не скалилась… Сейчас же выдавливала улыбку, чтобы скрыть тревогу. Наверное, мать ещё не позвонила дочери, потому что даже при всём своём мастерстве Аманда не могла бы так звонко смеяться. Отец рассказывал про лежбище морских слонов, которое расположилось неподалёку. Я лично смутно помнила нашу поездку туда.
— Значит, едем все? — выдал Логан, непонятно к чему.
Пришлось спросить. Оказалось, Бьянка выкупила несколько мест на экскурсию в последнюю неделю февраля и убеждала Аманду присоединиться к ним. Отец своим рассказом явно разбередил её любопытство, хотя ехать надо было раньше, пока слоны не родили, а в феврале детёныши будут уже слишком большими. Может, сейчас мы ещё застанем хоть одну самку беременной, хотя шансов мало…
— Да там всё раскуплено, — пожала плечами Бьянка. — Пришлось брать последние места и в среду. Выходных вообще нет. Они теперь только с рейнджерами в парк пускают, чтобы слонов не тревожили.
Ну в среду, так в среду. Всяко веселее, чем корпеть над проектом, да и Аманде за месяц осточертеет сидение дома.
Мы простились с ребятами у машин. Отец молча посадил собаку в багажник. Я всё подбирала слова, чтобы объяснить Аманде наш незапланированный отъезд.
— Давай поедем домой. Я заберу коробку с рисунками и вещами с собой. Хочу завтра всё спокойно отснять.
Аманда посмотрела через моё плечо на отца.
— Я уже сказала папе, — опередила я её вопрос.
Солнце начинало садиться, когда мы покидали Салинас. Я знала, что Аманда жмурится даже за тёмными стёклами очков. Для меня солнце было полбеды, я глядела на свои сцепленные пальцы, счищала с ногтей апельсиновую желтизну и думала, как начать разговор. Багажник был завален собранными наспех апельсинами, а моя голова разрывалась от глупых ненужных слов.
Тишина не давила. Аманда слушала ток-шоу. Обсуждали неприятие родителями девушки её мексиканского парня. Мой мозг включился лишь на фразе одного из звонившего:
— Я гей, и хоть мы оформили отношения официально и даже усыновили ребёнка, мои родители и его, кстати тоже, не приняли нас и, наверное, уже никогда не примут. Но мы пытаемся наперекор горечи разрыва с родственниками быть счастливыми. Ведь главная цель в жизни — стать счастливыми, и глупо отказываться от счастья, когда оно у тебя уже есть, чтобы соответствовать родительским идеалам. Быть может, в двадцать я этого ещё не сознавал, но в сорок никто не убедит меня в обратном.
Ведущая поблагодарила за звонок и пустилась в собственные размышления:
— Родительская любовь очень важна, но когда она именно любовь, а не доминирование. Что же за совет мы в итоге можем дать нашей девушке? Мне тяжело подобное говорить, но ей всё же придётся прервать с кем-то отношения: либо с любимым, либо с родителями. Для меня намного важнее, с кем ты проводишь вечер, разве не так? Мы только что получили сообщения от Миранды. Она пишет, что её мексиканская семья не желала принимать её выбор чёрного мужчины, и лишь бабушка поддержала внучку в решении выйти замуж наперекор родительской воли. Сейчас у них с мужем уже трое детей, и родители смирились с её выбором и открытого противостояния больше нет. Спасибо, Миранда, что поделились своей дающей надежду историей. Мы, как родители, должны любить детей всегда, а не лишь тогда, когда они соответствуют желаемому нами образу. Выбор партнёра всегда тяжёл, и дело не только в разном цвете кожи или религии. Сюда примешивается образование, деньги и всё остальное… Мы всегда считаем кого-то недостойным наших детей. Отсюда вырастает расизм. И мы должны выпалывать из души сорняки, пока они не убили полностью нашу душу.
К счастью, не пришлось переключать, в программе поставили песню в ожидании следующих звонков.
— Знаешь, мать приезжает через неделю.
Я вздрогнула, вот и разговор.
— В театр решила сходить. Чувак есть такой, пианист и актёр. Он создаёт моноспектакли, перевоплощаясь в разных композиторов, играет их музыку и рассказывает биографию. Мы смотрели у него про Шопена и про Берлинга. Сейчас он поставил спектакль какой-то пианистки, она рассказывает про свою мать. И моя загорелась. Я сказала, что пойду только с тобой. Она купила три билета.
Это и всё? Аманда сообщила о матери пустым отрешённым голосом, по которому нельзя было судить о содержании их разговора.
— А что ты раньше не сказала? — пришёл мне на ум спасительный вопрос. Может, мать ещё и не звонила по поводу Майка.
— Да как раз сегодня, — бросила Аманда. — Я ей сказала, чтобы гостиницу сняла. У нас нет места.
— Я могу уехать к отцу…
— Нет! — закричала Аманда и, к счастью, не нажала на скорости на педаль тормоза. — Я не хочу оставаться с ней наедине. Я не хочу нравоучений. Не хочу. Ты пойдёшь с нами в театр и куда бы она меня ни потащила. Только с тобой. Обещаешь?