Одна беременность на двоих
Шрифт:
— Посади в автокресло, — вспомнила я услышанный на курсах совет.
Аманда пристегнула Патришу и, сев на пол, принялась качать кресло за ручку, но ничего не помогало. Тогда мы решили ехать в магазин. Выбрали самую длинную дорогу и, когда Патриша наконец уснула, я всё не могла решиться остановить машину, а потом всё же пошла в магазин и, сметя в корзину продукты со скоростью урагана, вернулась в машину. Патриша продолжала спать, и даже дома мы не решились вынуть её из кресла. Аманда откинулась на спинку дивана и задремала. Тогда проснулась
— Аманда! — перекрикивала я малышку. — Это ненормально! Она не должна так кричать. Позвони медсестре!
— Всё нормально, — рычала Аманда в ответ. — У меня просто ещё не пришло молоко.
— Как? — я едва на ногах удержалась от такого заявления. — А чем ты её кормишь?
— Молозивом, — процедила она, не разжимая зубов, будто сама держала сосок. — Там есть несколько капель. Молоко придёт. Вот завтра обязательно придёт.
— Завтра шестой день, Аманда! У тебя шесть дней нет молока!
— Ну и что? Оно придёт! Она просто ещё не рассосала грудь! — кричала Аманда слишком звонко, и я поняла, что это крик сквозь слёзы.
Я присела подле дивана и заглянула в лицо Патриши. Та судорожно жевала сосок. Пустой сосок.
— Аманда, дай ребёнку смесь.
— У меня будет молоко, слышишь?
— У тебя нет молока. У тебя есть голодный ребёнок!
— Она не голодная. Она писает!
— Аманда, она орёт, как резаная! — теперь орала я.
Патриша уже бросила грудь и завела голодную руладу по новой, но мать её оставалась глуха.
— Если я только дам ей смесь, она не станет рассасывать грудь, и молоко не придёт.
— В твоей груди нет молока, Аманда…
— Есть, просто она слабо сосёт. Не у всех молоко приходит на второй день!
— Аманда, это уже шестой день!
— Пятый! Только пятый!
Я закрыла глаза, будто то были уши. Сердце сжималось от крика. Я не хотела видеть, как Аманда суёт ребёнку пустую грудь. Почему она молчала? И как я не видела, что молока нет? А как, как я могла сама догадаться?
— Аманда, один раз. Дай ей смесь один раз…
— У нас нет смеси!
О, Господи, она сдалась…
— Смесь есть, я её не выбросила…
— Как ты могла! — точно фурия закричала Аманда и, не будь на коленях ребёнка, явно бы вскочила, чтобы огреть меня чем-нибудь.
— Не выкинула, — повторила я, чувствуя на данный момент себя в безопасности.
В сумке для детских принадлежностей, которую подарили Аманде при выписке помимо подгузников и купонов было две банки молочной смеси. Их Аманда велела тут же выкинуть, но я тайком поставила на полку. Собственно для себя. В школе подружка добавляла эту смесь в чай вместо молока в тайне от своей мамы. Это было вкусно. Во всяком случае, мне так помнилось.
— Аманда, только один раз, — не унималась я и даже сделала шаг к шкафчику.
— Нет, не сегодня!
Я хлопнула входной дверью и бросилась бежать по коридору. Она ненормальная, абсолютно чокнутая. Мои слова, что грудное молоко не сделает её автоматом самой лучшей матерью, сейчас бы не достигли её ушей… И говорить о том, что нет её вины в том, что организм отказался дать ребёнку молока, тоже бесполезно. Она не услышит, она ничего не слышит. Такое бывает. Редко, но бывает. И выбор природы пал на неё.
Я сбежала с лестницы, выскочила во двор, забрала собаку и бросилась с ней в парк, чувствуя, что на щеках горят слёзы. Надолго меня не хватило. Я уселась на скамейку и разревелась. В ушах звенели не ночные цикады, а надрывный плач Патриши. Кто-то даже остановился рядом со скамейкой и предложил помощь. Ох, если бы они пошли со мной и отобрали ребёнка у сумасшедшей матери, я сказала бы им спасибо. Но я могу сделать это только сама, и когда на смену слезам пришла уверенность в своих силах, я двинулась домой бодрым шагом, а потом даже побежала. Я сделаю это молча, просто разведу смесь, заберу ребёнка и накормлю. Не станет же Аманда со мной драться.
Однако квартира встретила меня тишиной. Обе спали. Обе выбились из сил. Борьба за молоко не прошла даром. И мне их сон был даже на руку. Я прочитала на банке инструкцию, приготовила бутылочку и воду. Она как раз остынет до нужной температуры, когда Патриша проснётся. И села ждать. Ни о какой учёбе не могло идти и речи. О сне тоже. Смысл засыпать, если тотчас же проснёшься. И я оказалась права. Правда, на часах тогда было почти одиннадцать. Сон придал ребёнку сил громче требовать еды.
— Что ты делаешь? — вскричала Аманда, заметив мои телодвижения на кухне.
— Ты прекрасно видишь, что я делаю, — ответила я, взбалтывая бутылочку.
— Это мой ребёнок и только мне решать…
Но я не дала ей договорить:
— Ты не о ребёнке думаешь, а о себе. Ты не хочешь смириться с тем, что у тебя не получилось кормить грудью. Шестой день, Аманда! Молока уже не будет. Но тысячи, миллионы детей, и мы с тобой тоже, выросли на смеси. Аманда, она голодная, — подступала я к дивану с бутылочкой.
На моём запястье горела капля искусственного молока. Оно было верной температуры. Оставалось дать его ребёнку, голодному ребёнку. Шестой день голодному.
— Ещё пятый день не закончился. Дай мне время до утра, — сквозь слёзы рычала Аманда. — Хочешь, я уйду с ней гулять на улицу, если мы мешаем тебе спать, — выдала она уже абсолютную чушь.
— Аманда, ребёнок голодный!
— Она не кричит, она сосёт. Не видишь, что ли?
Я наблюдала эту картину не один день, не понимая, что грудь Аманды пуста. Она оставалась полной с беременности, но не молоком, а лишь бесплотной надеждой матери быть лучше других. Потом будет, как обычно — Патриша побагровеет от крика, но не сумеет докричаться до своей чокнутой матери. Но она уже докричалась до меня. Она, может, даже больше мой ребёнок, чем Аманды, потому что я думаю прежде всего о ней, а не о том, получилось у меня стать образцовой матерью или же нет!