Одна беременность на двоих
Шрифт:
— Аманда, квиты! Прекрати думать о плохом. Мысли — материальны…
— Кто бы говорил… Кстати, ты бритву свою уже принесла в ванную?
Не ожидая такого резкого перехода, я замялась, но потом всё же вспомнила, что вообще не упаковала её дома.
— Ничего, у меня должен быть запасной станок, — Аманда вновь положила на край раковины фен и полезла в ящик, из которого извлекла станок и новую насадку. — Держи. Только острая она, не порежься. Или тебе помочь?
— Знаешь, я как-нибудь уж сама побрею подмышки.
— Я вообще-то про лобок говорю.
Я проследила за её взглядом и покраснела. Какого чёрта!
— Лучше всё же использовать воск, дольше
— Аманда! — просто выкрикнула я, потому что не знала, что ещё сказать и как её остановить.
— А что такого! — Нет, до Аманды не доходило вообще, что её комментарии могут быть неприятны. — Летом я могу понять, что без бритья будешь ходить вся мокрая, но сейчас, если тебе лень…
— Мне не лень! — закричала я. — Я просто забыла бритву и… Какое тебе вообще дело, что у меня там! И вообще никому нет дела…
— А тебе самой?
Ну что за тон: недовольный моим возмущением или недоуменный моим упорством? Я уже вообще ничего не понимала и только сильнее обхватывала себя руками, сожалея, что нет третьей руки, чтобы закрыть себя там, куда греки на скульптурах лепили фиговый листочек — правда, лишь мужикам, которым они вообще ради эстетики уменьшали половые органы.
— А мне самой приятнее без кровавых порезов! — парировала я, мечтая запрыгнуть в душ и спрятаться за спасительным запотевшим стеклом.
— Говорю же тебе — давай побрею, аккуратнее будет.
Я попыталась придать лицу самое что ни на есть серьёзное выражение, которое в этой абсурдной ситуации создать было очень сложно.
— Аманда, тебя мама не учила о личном пространстве? Я понимаю, что мы не переодеваемся в темноте, но…
— Хорошо.
Аманда тут же сунула мне в руку бритвенный станок. Сама же схватила фен и включила его, стараясь даже не смотреть в зеркало, а я включила горячую воду и залезла в душ, с силой задвинув стеклянную дверь и даже испугавшись, что стекло треснет. Ощутив на лице струи воды, я вместо того, чтобы сметать их руками с глаз наоборот приоткрыла рот, чтобы поймать их нижней губой. Внутри всё ходило ходуном, внизу было мокро и не только на отросших волосках. Я схватила мочалку, выдавила на неё безумное количество геля и принялась тереть тело, чтобы лёгкой массажной болью снять охватившее меня напряжение. Фен больше не гудел, и я была рада, что Аманда ушла, и я смогу спокойно выйти из душа, не опасаясь очередных комментариев к моему внешнему виду.
Что с ней происходит? Может, это беременные гормоны так влияют на понятие этики, или беременная этика такая вот своеобразная? Ведь действительно, не желала же Аманда меня нарочно обидеть? Я схватила бритву, которую швырнула на полочку, и принялась очищать кожу от ежового покрова отросших волосков. В нескольких местах сразу проступили мелкие капельки крови, и я тут же подумала, может действительно я какая-то безрукая, ведь мои порезы не успевают зажить до следующего бритья, и у меня никогда нет чистой кожи, а депиляционные крема на интимных местах у меня почему-то не работают, хоть ноги прекрасно очищают. Я тут же провела рукой по ногам и поняла, что они всё ещё гладкие — волосы отрастали очень медленно, да и были настолько тонкими и светлыми, что их можно было легко не заметить.
Я смыла остатки геля и шампуня, выключила воду и начала вытираться полотенцем, и только тогда почувствовала небольшой жар, потому что переборщила с температурой воды. Я быстро открыла дверцу, чтобы увидеть Аманду, выжидающе глядящую на меня. Она сидела на крышке унитаза и расчёсывала красивые шелковые волосы.
— Ты в порядке? — спросила она тут же и подскочила на ноги, чтобы протянуть мне руку. — Ты же как помидор! Сколько раз повторять, что горячий душ вреден для женской кожи!
Я промолчала, боясь очередной лекции по поводу того, какая я непутёвая женщина, но протянутую руку приняла и вылезла из ванны, переводя дыхание.
— Пошли в спальню, ты там довытираешься.
Она схватила фен и распахнула дверь ванной комнаты, и я радостно ощутила на лице прохладный воздух дома. В комнате я плюхнулась на кровать, почувствовав небольшое головокружение.
— Воды принести?
Я отрицательно мотнула головой и принялась промокать полотенцем волосы.
— Иди тоже оденься, а то замёрзнешь, — сказала я, сквозь занавеску из перекинутых на лицо мокрых прядей.
— Ага, я ждала в ванной, чтобы одной в гостиную не выходить, — сказала Аманда. — Ты зайди за мной, как будешь готова, потому что не хочу с матерью наедине оставаться.
Я так и сделала, и когда мы вышли вдвоём в гостиную, то увидели, что миссис О’Коннер сидит за обеденным столом и читает газету, подперев подбородок рукой. При нашем появлении она тут же закрыла газету, как-то неловко поднялась и, бросив нам быстрое «доброе утро», прошла на кухню и выбросила газету в корзину для бумаги и бутылок.
— Ну, девочки, — повернулась она к нам с какой-то, как мне показалось, вымученной улыбкой. — Что будете на завтрак? Я ваши вафли поджарила. Вы их с козьим сыром будете или с джемом?
— С сыром, — ответила Аманда без дежурной улыбки и пошла к холодильнику за апельсиновым соком.
Атмосфера за столом осталась напряжённой, но я пыталась улыбаться, надеясь, что у матери с дочерью пойдёт цепная реакция, и она пошла, потому что миссис О’Коннер решила напомнить об обещании Аманды нарисовать ей картину на стену у обеденного стола. Та согласилась и сказала, что мы обе нарисуем — пусть висят две. В общем-то я была рада, потому что это означало, что половина дня у нас уже убита, если не весь день до самого вечера. Аманда обычно работала молча, а если говорила, то в основном на тему искусства, а в этой области мы с ней обычно не спорили, потому как не находили никаких камней преткновения. Красок дома у Аманды было предостаточно. Даже нашёлся мольберт, который она всё хотела спихнуть мне, но я прекрасно понимала, что Аманде будет намного легче работать стоя и чуть-чуть присаживаться на высокий стул, когда устанет поясница. Я же почувствую себя импрессионистом на пленэре и порисую, положив холст на колени. Некоторые современные художники вообще отказываются от мольбертов и рисуют на полу или же на коленях, так что это даже неплохой эксперимент. Хотя живопись не рисунок и требует большей сверки пропорций и цвета, но я могу иногда ставить холст на стул, чтобы посмотреть на работу издалека. Впрочем, я совсем не уверена, что буду писать что-то в стиле реализма, а импрессионизм прощает небольшие огрехи.
— Хочешь гранаты нарисовать?
Я аж вздрогнула, когда Аманда неожиданно возникла рядом со мной, подбрасывая в руках два огромных граната. Я вспомнила, какое сравнение пришло мне на ум в ванной комнате, и во рту сразу пересохло… Терпеть не могу таких жутких совпадений!
— Знаешь, рисуй их сама, а я… Я… — Я стала озираться по сторонам и нашла какой-то искусственный букет в вазе. — Вон те цветы нарисую…
Я отложила в сторону краски, которые сортировала, и пошла за вазочкой.