Одна из тридцати пяти
Шрифт:
— Предоставьте это мне, — недовольно отчеканил мужчина.
Я опять снисходительно улыбнулась, подводя его к грани терпения.
— Ваши слова, конечно, имеют большой вес, но только не в случае с королевой, — мой намек достиг цели — Эдмунд заерзал в кресле. — Ее слово, как вашей матери, негласный закон не только для слуг, но и для будущего короля Хегея. Не угодно ли вам, сперва спросить ее дозволения?
Мои слова оскорбили его до невозможного.
— Леди эль-Берссо, я самостоятельно могу распорядиться…
— Конечно-конечно, — пропела я, — вот только ее письменное
Принц схватился за подлокотники, поддавшись вперед и чудовищно покраснев.
— Считаете, я не могу сам принять такое решение? Да хоть сию минуту!
— Я не хотела бы вызвать гнев ее величества.
— Ничего подобного, — раздраженно отозвался Эдмунд, — я сейчас же приглашу начальника стражи, и вас проводят.
— Уверены в этом, ваше высочество?
— Вы сомневаетесь? — его глаза вспыхнули злостью. — Я — наследник престола. Я — будущий король! — он решительно потянулся к колокольчику, позвонил и приказал незамедлительно объявившемуся слуге: — Вызвать сюда начальника стражи! — а затем обернулся ко мне и сказал почти обижено: — Вот сейчас увидите, как они забегают.
И к его удовольствию, его слуги действительно всполошились. Начальник стражи был весьма озадачен, когда увидел меня в покоях принца. Он вошел, поклонился и уставился на Эдмунда.
— Лорд Тесор, проводите леди эль-Берссо в темницу, — надменно распорядился принц, а в глазах последнего явственно обозначилось: «Опять?» — леди хочет увидеть свою компаньонку, Элину Эртон.
На памяти начальника стражи никто еще не попадал в темницу дважды за сутки и не покидал ее так поспешно, как я. Но задавать вопросов он не стал, а перечить не посмел.
— Надеюсь, вы успеете к завтраку? — бросил мне вслед принц, когда мы с лордом Тесором шли к выходу.
— Конечно, ваше высочество, — покорно отозвалась я.
Путь до королевского подвала я преодолела сама, без принуждения, и даже с нескрываемым нетерпением. Подумать только, я жажду снова попасть туда. Впрочем, поводы и цели моего визита существенно отличаются от предыдущих.
Лорд Тесор, крепкий мужчина, который служил непосредственно Райту и был ненамного его старше, поглядывал на меня с интересом. Конечно, я понимала, что о каждом моем шаге, вздохе и взмахе ресниц доложат Берингеру, и тому явно не понравиться, что вместо истерики в своей комнате, я создаю ему проблемы.
Я наблюдала, как стража бросилась к двери, как открывают засовы. Моего слуха коснулся скрип решетки. Пламя факелов зачадило…
Все было чудовищно-правдиво: ее заплаканное лицо, подрагивающие плечи, напуганный взгляд. В отличие от меня, леди Эртон давно пала духом.
— Джина, — лишь по движению ее губ я поняла, что она произносит мое имя, глядя на меня изумленно.
Я могла представить, какие страхи одолевают мою подругу, ибо всего несколько часов назад сама пребывала за решеткой. Медленно пройдя вглубь камеры, я обернулась к лорду Тесору, попросив, оставить нас. Он, разумеется, мог не подчиниться, придумать кучу аргументов, но, к моему удивлению, лишь согласно прикрыл веки.
— Джина… — снова едва слышный выдох.
Я оглядела камеру. На кушетке стояла жестяная миска с кашей — уже подали тюремный завтрак. Мой испытующий взгляд скользнул на лицо подруги.
— Расскажи мне все, Элина. Всю правду.
Она отрицательно покачала головой.
— Мне жаль… мне очень жаль… прости… — тихо всхлипнула подруга.
Мое сердце сжималось от жалости, но внешне я была невозмутима.
— Расскажи мне, — настойчиво повторила я.
— Меня убьют, да? Джина? — вместо ответа прошептала она, совершенно отчаявшись.
Да, убьют. Никто не сделает исключения ради нее или меня. Элина созналась в преступлении против королевской семьи, а значит, ничего изменить нельзя. Но это не делало меня бессердечной. Я молчала, а она тихо плакала.
Наконец, я подошла к ней, коснулась волос, и она тот час вцепилась в мою юбку напряженными побледневшими пальцами, уткнулась лицом мне в живот.
— Я должна была, Джина, — проговорила она, — у меня не было выхода… не было…
С трудом сдерживая слезы, я глядела куда-то в потолок, гладя подругу по волосам.
— Тебя заставили?
Это оправдало бы ее, и заставило бы меня приложить все усилия, чтобы спасти, но…
— Он… Виктор… купил меня десять лет назад в Шигаре… — прошелестел ее надтреснутый голос, — я была рабыней, мое имя, моя жизнь — легенда для тебя. Все было враньем с самого начала.
Она подняла голову, вглядываясь в мои глаза.
— Он ведь знал, что меня схватят, Джина. Он знал, что меня убьют, и бросил меня.
— Зачем ему убивать Эдмунда?
— Деньги и власть, — сказала, шмыгая носом, — когда король умрет, все преграды, сдерживающие Генриетту, рухнут. Виктор понимает, что власть ускользнет из его рук. Сейчас церковь вмешивается в политику, но после смерти короля, когда Эдмунд взойдет на престол…
— Ты сказала людям Берингера, что я участвовала в заговоре. Почему?
Она опустила голову, прикрыв веки.
— Виктору нужно вывести тебя из игры. Если у королевы появятся рычаги давления на советника, она станет всемогущей. Пока только его противодействие заставляет ее смиренно ждать.
— И поэтому ты предала меня?
— Пойми, Джина, мы лишь пешки… наши жизни не так важны по сравнению с общей целью. Кто такой Эдмунд — капризный, эгоистичный мальчишка, которого использует королева. Разве такой король нужен Хегею?
— Мой отец знал об этом заговоре?
— Три года назад Виктор выбрал тебя из числа прочих. О тебе практически никто не знал, если бы ни одно но: твоя мать в прошлом была здесь, во дворце. Она была фавориткой короля. Твой отец всегда был предан Хоупсу, и он понимал, что спасти город можно лишь чем-то пожертвовав. И он пожертвовал тобой — три года мы почти не знали голода.
Я едва смогла вынести эту правду.
— Виктор рассчитал все, — продолжила компаньонка, — способствовал тому, чтобы твое имя попало в списки. Он хорошо знал твою мать и верил, что ты унаследовала ее честолюбие и хватку. Он полагал, тебе удастся расположить принца. Я должна была убить его, но так, чтобы вина пала на тебя. Но Виктор просчитался… ваши отношения с Райтом стали фатальной ошибкой.