Одна на миллион
Шрифт:
Я успела поверить в собственные выдумки, когда из дальней двери, ведущей в компьютерный класс, послышалась ругань.
— ДА КАКОГО, БЛИН, ЧЁРТА? ОТКУДА? ОТКУДА ВЫ ВЫЛЕЗЛИ? ВСЁ! Я ВЫШЕЛ! КИТ СТО СЕМНАДЦАТЬ ВНЕ ИГРЫ, СВОЛОЧИ!
За продолжительными криками последовал глухой удар, словно что—то тяжёлое упало на пол. После него — шаги — громкие, даже слишком. Их обладатель явно был зол как чёрт. Я вжала голову в плечи. Голос казался мне знакомым, я была уверена, что уже слышала его, возможно даже несколькими часами ранее. Я подняла ногу, намереваясь
— Макаров? — я удивлённо приподняла брови.
Никита Макаров был моим одноклассником и, по совместительству, одним из немногих, кто не действовал мне на нервы. Я бы сказала, что мы испытывали к друг другу взаимный нейтралитет — если бы он был девчонкой и не был бы таким гиперактивным, мы бы с ним подружились.
— Девятова? — Никита опешил. На его лице в равных пропорциях отразились удивление и замешательство, — Ты чего тут делаешь?
— А ты чего тут делаешь? — вопросом на вопрос ответила я.
Никита сделал шаг вперёд, окончательно покидая кабинет информатики.
— Домой собираюсь, — Никита закинул рюкзак на одно плечо. — И тебе советую. Школа закрывается в четыре.
— Боюсь, ты опоздал. Сейчас уже практически шесть.
Никита усмехнулся, явно не поверив моим словам. Он засунул руку в карман джинсов и достал оттуда что—то даже отдалённо не напоминающее телефон. Спустя какое—то время Никита поднял на меня полные отчаяния глаза.
— Не верю! — воскликнул он, подлетая ко мне.
Гаджетом, который он держал в руках, оказался плеер. На его дисплее неоновые синие цифры показывали восемнадцать часов и четыре минуты.
— Поверь, — я пожала плечами.
— И что теперь делать? — Никита сунул плеер обратно в карман и сложил руки на груди в попытке принять расслабленную позу.
— У тебя есть телефон? — парень отрицательно мотнул головой. — Ну тогда всё, что остаётся — это представлять, как в понедельник наши истощённые и обглоданные подвальными крысами тела найдёт вахтёрша. Если хочешь, можем ещё завещание написать.
— Ты такая жизнерадостная, я просто балдею! — Никита всплеснул руками в недовольном жесте, однако, его губы всё же скривились в лёгкой полуулыбке.
— Если у тебя есть предложения получше — вперёд, я вся во внимании.
Слова повисли в тишине. Я переводила взгляд с лица Никиты на его пальцы, которые нервно барабанили по собственной руке. Неожиданно глаза Никиты широко распахнулись. Он схватил меня за запястье и слегка тряхнул.
— О чём мы вообще, Ритка? О чём? Мы в школе в полном одиночестве! В школе! В месте, которое соки из нас выжимало последние одиннадцать лет!
Я устало выдохнула. Хватка Никиты на моей руке вводила меня в парализованное состояние — никогда не любила, когда посторонние распускали руки.
— И?
— И?! Это наш шанс! — воскликнул Никита с излишним энтузиазмом.
Я молчала в ожидании объяснений.
— Господи, временами мне кажется, что ты действительно невыносимая зануда, — Никита закатил глаза.
— Когда кажется — креститься надо, — прыснула я, вырывая свою руку назад.
Никита осмотрел меня с ног до головы так, как обычно мамаши осматривают своих нерадивых детей, вернувшихся домой по уши в грязи.
— Веселье, Девятова! Мы можем повеселиться на славу! До последнего звонка остался месяц, а потом всё — финита ля комедия — прощай, школа, здравствуй, взрослая жизнь. Неужели, тебе не хочется хотя бы раз выключить свою порядочность?
— Мне хочется домой, — отрезала я. — Всё. Хочешь веселиться — пожалуйста. Только меня не трогай.
Странно, но после моих слов Никита не выглядел удивлённым, скорее, разочарованным. Он передёрнул плечами и обхватил лямки рюкзака своими тонкими пальцами. Его взгляд скользнул по моему лицу. Я прищурилась. У меня сложилось впечатление, что Никита продолжал ждать момента, когда я поменяю своё мнение и начну прыгать на месте и хлопать в ладоши, воодушевлённая идеей разнести школу в пух и прах.
— Можно попробовать вызвать кого—нибудь через интернет в классе информатики, — предложил Никита.
Я кивнула. Любое противодействие лучше бездействия.
Никита зачем—то кивнул в ответ, а затем развернулся и пошёл в сторону кабинета. Я последовала за ним. В помещении, где компьютеров всегда было на порядок больше, чем людей, пахло металлом. Что—то поскрипывало, но так тихо, что мне пришлось прислушаться, чтобы понять, что звук издает кондиционер под потолком.
Никита сел за компьютер и нажал на кнопку включения. Я села на соседний стул.
— Откуда у тебя ключи? — поинтересовалась я.
— Мы в хороших отношениях с Ольгой Валентиновной, — Никита мотнул головой, словно это для него было не таким уж и большим делом. — Брат поставил дома пароль на вай—фай. Говорит, что я его знать не достоин. Жук! Ненавижу его! — Никита почесал подбородок, покрытый лёгкой щетиной, и после непродолжительной паузы добавил: — Надо же мне где—то играть в “Революцию”!
Всё, что я знала об этой игре — это то, что на ней были помешаны все мальчишки, начиная с четырнадцати лет и выше.
— Ясно, — ответила я больше для приличия, чем от интереса.
Никита быстро щёлкал пальцами по клавиатурам. Сначала я старательно следила за тем, что он делает, но затем откинулась на спинку стула и перевела глаза на потолок, погружаясь в собственные мысли. Что, если Никита прав? Что, если это действительно мой последний шанс хотя бы на несколько дней побыть тем, кем быть я мечтала где—то внутри? Ведь сколько я себя помню, вся моя жизнь была построена на одном правиле: не провоцировать. Я была одной из самых умных старшеклассниц, но при этом никогда не тыкала других носом в свой дневник с пятёрками — меня и без этого все вокруг порядком недолюбливали.