Одна на миллион
Шрифт:
Никита мгновение смотрел на меня как на сумасшедшую, а затем громко рассмеялся, запрокинув голову назад.
— Что?
— Ты — единственный человек в мире, способный заставить меня оторваться от “Революции” только ради того, чтобы услышать что—то подобное.
Я могла бы покончить со всем этим и выставить Никиту обратно за дверь, но вместо этого я предложила ему остаться и посмотреть фильм, который я, так или иначе, якобы собиралась глянуть (враньё). А он мог бы отказаться, сославшись на любые придуманные дела или ещё какую чепуху, но вместо этого он согласился. И уже спустя двадцать
— Я не понял, — начал Никита, — Почему этот парень столкнул того рыжего с лодки?
— Ну тут два варианта: либо он просто большая задница, — я загнула указательный палец. — либо у сценаристов проблема с логическими обоснованиями, — тут я загнула большой палец.
Никита взял в руки коробку из—под диска (да, я умудрилась купить этот кино—шедевр, хорошо хоть за вполне символическую цену), всё это время лежащий между нами, и вгляделся в неё:
— Это какая—то несуразица, — заключил он. — У него даже обложка ужасная. Посмотри на это: у парня вместо глаз фитили от бенгальских огней. Такое чувство, что он хочет заставить меня ему подчиниться … И, знаешь, если я ещё хоть пару секунд буду смотреть на него, то так и получится!
Я рассмеялась и выхватила коробку из Никитиных рук. Мы снова вернулись к просмотру, и теперь между нами не было ничего, кроме моей ладони, которую я специально уперла в диван в надежде на то, что Никита захочет сделать то же самое со своей, и тогда мы, так или иначе, коснёмся друг друга, и всё произойдёт, как в романтической комедии, которых я, в последнее время, посмотрела слишком много, словно пытаясь наверстать всё то время, что я считала их глупостями и выдумкой.
Но Никита держал свои ладони при себе: он то сжимал обеими чашку с чаем, то скрещивал их в замок между собой, то похлопывал ими себе по коленкам.
В конце концов я сдалась и обхватила корпус руками, забравшись на диван с ногами, потому что так было удобнее. И сразу после этого Никита упёрся ладонью в то самое место, где от моей должен был ещё остаться тёплый след.
— Я вижу, что ты что—то не договариваешь, — неожиданно произнёс Никита, когда фильм начал приближаться к своему логическому финалу.
Я перевела взгляд с экрана, где главный герой как раз собирался совершить самоубийство, на Никиту. В полумраке он выглядел ещё более привлекательным, и это было ужасно нечестно с его стороны.
— Мм?
— Ты искусала губы до самого мяса. Не могу утверждать точно, но, скорее всего, ты, благодаря этому, смогла сегодня перевыполнить норму белка для организма.
Я провела языком по нижней губе и тут же почувствовала металлический привкус. Никита оказался прав — странно, но я даже не замечала, как делала это, похоже, в течение всего фильма.
— Ведь какой—то там заговор — это не то, что тебя беспокоит. Ты никогда не относилась к категории людей, которых волнуют такие мелочи.
Я пожала плечами, мол, всякое бывает, и на меня находит, но затем всё—таки отрицательно покачала головой, взяла пульт с подлокотника и нажала на паузу.
А затем сказала:
— Ты прав. Это кое—что, что касается моей мамы.
Ни одна мышца
— Ну, — сказал он. — В чём дело? Расскажи мне.
Я чувствовала себя странно: словно мне просто-напросто было недозволенно говорить о матери в присутствии Никиты.
— Всё нормально, — словно читая мои мысли, произнёс он. — Я могу говорить о чужих мамах и папах. Правда.
После этих его слов мне стало ещё паршивее, а желание взять его за руку возросло с троекратной силой. И я не удержалась — протянув свою ладонь вперёд, я накрыла ею Никитину, лежащую на диване, и тогда он придвинулся ко мне ближе, чтобы удобнее было держаться, и, как мне показалось, чуть наклонился вперёд.
Я рассказала ему о матери даже чуть больше, чем планировала. А он слушал, иногда сопровождая мои слова короткими кивками.
— Я не буду говорить тебе о том, что все проблемы — это ерунда, до тех пор, пока твоя мама жива и здорова, — заявил Никита, когда я замолчала. — И не потому, что ты это и без меня прекрасно знаешь, а потому, что каждая проблема имеет место быть. Твоя мама поступает некрасиво — это факт. Она обещала приехать до твоего выпускного?
— Да.
— Тем более! Ненавижу, когда люди не держат свои обещания.
— Я тоже.
— Ты, главное, не переживай. Поверь мне, наличие твоей мамы на выпускном не сделает его более особенным для тебя. Ты будешь сиять ярче всех, даже если зрителей будет на одного меньше.
Я улыбнулась. Никита тоже. Мы совсем забыли про глупый фильм, до конца которого оставалось не больше десяти минут.
— Я рада, что ты пришёл, — призналась я.
— Я рад, что ты позвонила, — ответил Никита.
Он смотрел на меня и позволял мне смотреть на него. Но не долго — ровно до тех пор, пока я не решила сократить расстояние между нами до минимума и не обнять его за шею. Слова сожаления о том, что я не обращала на него внимания раньше (надеюсь, тот факт, что я вообще мало на кого внимание обращала, хоть как—то оправдывает меня), застряли в горле. В последнее время, у меня частенько обнаруживались с этим проблемы: раньше я редко отфильтровывала всё, что слетало с моего языка. Теперь же, когда хороших моментов в моей жизни стало неожиданно больше, чем сносных, мне просто нечего было на это сказать.
Или есть чего — просто было страшно.
Никита ушёл спустя полчаса, оставив после себя приятный цитрусовый запах одеколона, смешанный с мятными нотками лосьона после бритья. Я не стала досматривать фильм — вместо этого взяла с полки старенький учебник по биологии за девятый класс, плюхнулась животом на кровать, так, что пальцы ног касались пола, и принялась перелистывать его, освежая в голове когда—то задвинутые на дальнюю полку знания по анатомии человека.
Когда мой телефон взорвался знакомой мелодией звонка, я обнаружила себя спящей лицом на странице о пищеварительной системе. Звонили с незнакомого номера, и я не торопилась брать трубку: у меня была такая политика — если номер не значится в моём телефонном справочнике, значит, я не считаю его важным. Но звонивший настаивал: не проходило и пяти секунд после того, как заканчивался один звонок и начинался новый.