Одна ночь и вся жизнь
Шрифт:
Не хотелось…
Мама, когда заехала к ней, отругала и заставила сдать анализы. Все оказалось в порядке. От этого ощущение, что жизнь зашла в тупик, только усилилось.
Еще сравнительно молодая, относительно здоровая, вполне привлекательная, успешная. В чем дело-то? Это вообще было на меня не похоже, моей обычной энергии хватило бы на троих. А тут ее словно высосали.
Кто-то ломился в телефон, но разговаривать ни с кем не хотелось. Включила автоответчик, отложила. Достала из кармана пиджака желтый шарик, расправила.
Позвонить? Или нет?
Ладно, утро вечера мудренее.
Переоделась, слепила из обнаруженного в холодильнике бутерброд, налила бокал вина, включила сентиментальную комедию. Нормальный такой вечерок одинокой скучной тетки. Может, котика завести?
Утро обмануло – оказалось таким же глупым, как и вечер.
В конце концов, что я теряю?
Ну могу, вообще-то, потерять. Всё, например – если Дарьялов Кира элементарно обманул. Закатают в бочку с цементом и выбросят в Неву.
Глупости! Хотел бы он от меня избавиться, давно бы это сделал. Да и с чего я вообще взяла? Не девяностые на дворе, когда убивали за гораздо меньшее. Сейчас стараются убытки вернуть, что и прозвучало: а не хотите ли отработать, мил человек?
Тряхнув раздраженно головой, я набрала номер.
– Приемная Дарьялова, добрый день, - сказал приятный женский голос.
Ясное дело, секретарша. А ты, овца, подумала, что тебе личный номер дали? Может, еще какой-нибудь тайный, для избранных?
– Добрый день. Моя фамилия Касатонова. Могу я поговорить с Петром Евгеньевичем?
– Можно узнать, по какому вопросу?
Хотела бы я сама это знать!
– Передайте, пожалуйста, что его номер мне дал Кирилл Ковалев. Я консультировала Минина.
– Одну минуту.
В трубке заиграла музыка. Еще не поздно было нажать на отбой и притвориться веником.
Нет, уже поздно.
– Алло, вы слушаете? У Петра Евгеньевича сейчас важная встреча. Вы не смогли бы подъехать в офис на Восстания завтра во второй половине дня? Он хотел бы переговорить с вами лично.
– Да, смогу.
– Тогда с двух до семи, в любое время. Бизнес-центр «Восстания, один», второй этаж. Это рядом с метро.
Я, конечно, предпочла бы покончить со всем побыстрее, но, можно подумать, кого-то это интересовало. Да и покончить – вряд ли. Вполне возможно, я еще даже первого шага не сделала. Первого шага – Ира, давай уже это признаем! – из зоны тусклого комфорта. Мне всегда было интересно, почему зоной комфорта называют совершенно дискомфортное, хотя и привычное, состояние.
В телефоне обнаружилось вчерашнее сообщение от Лены: «Ирка, ты как, жива? Позвони, я волнуюсь». И пропущенный звонок от нее же, сегодняшний. Почувствовав себя свиньей, я перезвонила и ломанула в карьер, даже не поздоровавшись, словно отрезая все пути для отступления:
– Мать, я тебе пока ничего не скажу, но если не вернусь, считайте меня коммунистом.
– Чего? – удивилась Ленка. – Откуда не вернешься? Что у тебя вообще творится?
– У меня творилась первая в жизни депра, - признала я очевидное.
– А завтра еду… хрен его знает, что это будет. Вроде как собеседование, но… Посмотрим. И не спрашивай ничего.
– Ладно, - она не стала спорить. – Потом расскажешь. Когда мы с Тимом из Болгарии вернемся. Надеюсь, к тому времени все уже определится.
Остаток дня прошел… да никак он не прошел. Провалился в какую-то черную дыру. В настенных часах села батарейка, секундная стрелка уже не чмокала, а мелко дрожала на одном месте. Вот так и у меня внутри все дрожало, покалывая тонкими иголочками. На следующий день с утра, чтобы отвлечься, затеяла уборку, да так увлеклась, что спохватилась только в третьем часу дня – когда уже надо было ехать. А еще ведь душ принять, волосы уложить, накраситься, одежду выбрать. Из метро вышла уже около шести вечера.
В приемной за стойкой сидела молодая женщина в деловом костюме. Поздоровалась, посмотрела вопросительно.
– Моя фамилия Касатонова, - ну, как в холодную воду с головой. – Я звонила вчера.
– Да-да, я помню. Минуту, - она сняла трубку селектора. – Петр Евгеньевич, Касатонова к вам… Проходите. Направо.
Вдохнув поглубже, я вошла в кабинет.
За столом сидел мужчина в ослепительно белой рубашке с расстегнутым воротом. Я знала, что Дарьялову уже полтинник, но выглядел он едва за сорок. От одного взгляда холодных светлых глаз снова заледенело в животе. Глубоко посаженные, разрезанные прищуром – было в них что-то волчье. Да и во все облике: жесткий, уверенный в себе, опасный хищник. Перейти такому дорогу мог только самоубийца. Или такая дура, как Ира.
Оправдывайся теперь: дяденька, простите, я не знала.
– Проходите, Ирина Ивановна, присаживайтесь.
Боже, какой голос! Мягкий, бархатный – а под бархатом сталь. А кстати, я своего имени-отчества по телефону не называла. Хватило фамилии, чтобы выяснить, кто я.
Мутило от страха, но я не могла не признать: было в этой опасности что-то притягательное. Так тянет в пропасть, когда стоишь у обрыва.
5.
Опустившись на стул у приставного столика, я сжала руки под сумкой.
– Кофе?
Кивнула молча. Думала, попросит секретаршу, но Дарьялов достал из шкафчика две чашки, подошел к кофемашине на подоконнике, заправил в нее капсулы. Пока машина фырчала, выплевывая кофе и пену, передо мной оказалась сахарница и коробка конфет.
– Коньячку для храбрости? – с усмешкой предложил он, поставив на стол чашку. – В кофе? Расслабьтесь, я не кусаюсь. Просто хотел посмотреть на вас и поговорить.
– Можно, - кивнула я. Коньячок мне сейчас точно не повредил бы.
Щедро плеснув в чашку – только мою! – «Мартеля», Дарьялов сел не за свой стол, а напротив меня.
– Ирина, снимите уже это, - предложил он.
– Что?! – я как раз сделала глоток, поперхнулась и закашлялась.
– Выражение «знает кошка, чье мясо съела». Дело давнее. Надо идти дальше.
Парадокс, но его ледяные глаза улыбались. И хотя мне было совсем не до смеха, я не смогла спрятать ответную улыбку.
– Справки я о вас, разумеется, навел. Расспрашивать, как именно вы все это провернули с Мининым, нет смысла, потому что совсем не интересно. Интереснее другое. Я передал через Кирилла свое предложение о работе. Вы позвонили и приехали – это нужно понимать как согласие?