Одна ночь и вся жизнь
Шрифт:
– И что, устраивает?
– Более чем, - я провела самым кончиком языка по его животу.
– Не торопись, - избавив меня от оставшейся одежды, Дарьялов выдвинул ящик тумбочки.
И да, тылы у него оказались тоже очень даже. Что поделать, красивые мужские задницы всегда были моей слабостью. Ну а резинки в тумбочке… Развелся он очень давно, я тогда еще в школу ходила. Ясное дело, что были женщины. Наверняка много женщин. Главное – чтобы не одна какая-то, постоянная. Не хотелось быть кому-то свежей заменой.
Как будто меня
Додумать мысль я не успела – захлестнуло и понесло. О чем вообще можно думать, когда с тобой происходиттакое? Разлет слов, которые я употребила бы для обозначения того, что он делал со мной, был как у противопехотной мины: от самых нежных до предельно нецензурных. Его руки, губы, язык – они были везде, и я тянулась к нему, поскуливая, ловя ощущения, еще мне – мне! – незнакомые.
Дяденька, да вы молоденьким мальчикам сто очков вперед дадите, промелькнуло весело-изумленное. Пожалуй, еще никто и никогда не заполнял меня собою так глубоко – и не только физически. И я в ответ принимала его в себя полностью, без остатка, сливаясь в единое целое.
Он доводил меня до самой грани, а потом сбавлял темп, глядя в глаза, тонко касаясь языком губ, словно рисуя их грифелем остро заточенного карандаша. Я ловила его дыхание – потому что не хватало своего. Хотелось закричать: «Ну же! Давай уже!» - и одновременно хотелось растянуть эту пытку в бесконечность, потому что каждая такая пауза была все мучительнее и слаще.
Сжавшись в тугую точку, я разлетелась огненной вспышкой. По всему телу прокатывались горячие волны, снова и снова. Потом из сияющего света проступили очертания комнаты. Холодок от балкона коснулся влажной от испарины кожи.
Сердце все еще выбивало дробь. Я лежала, перекинув ногу через его бедро, и блаженно улыбалась. Его пальцы медленно бродили по моему животу, иногда соскальзывая ниже, – словно поддерживали напряжение в сети, чтобы не пришлось разгонять с нуля.
– Как-то не похоже, что мы в одном полку служили, Дарьялов…
Поймет или нет? Это была провокация, разумеется. Которая попала четко в цель.
– Деточка, когда я буду способен всего на одну палку, твоих ровесников-однопалчануже в тачке на свалку вывезут.
– Правда?
– Зуб даю. Лучше скажи, пойдешь ко мне работать?
Он наклонился, прижимая мои руки к простыне.
– Так это было исключительно ради работы? – я попыталась вывернуться, но Дарьялов крепко стиснул коленями мои ноги и коснулся языком груди. – Метод… убеждения?
– Разумеется, - он втянул сосок губами и тут же отпустил. – Но не только. Ты в кабинет вошла, и я сразу подумал: будешь моей. Во всех смыслах. Для этого много времени не надо. Несколько секунд достаточно. Чтобы понять.
– Ну… чтобы добиться, как выяснилось, тоже. Не несколько секунд, конечно, но…
– Тебя это смущает? Ну мало ли. Может, ты сейчас из-за этого страдаешь и считаешь себя падшей женщиной.
Все это говорилось крайне серьезным тоном, но глаза смеялись.
– А что, похоже, будто страдаю? – фыркнула я.
– Да не особо. Тогда давай закончим с рабочими вопросами и выясним, в одном полку мы с тобой служили или в разных. Так что, Ирина Ивановна? Да или нет?
– Да, - я все-таки высвободила руку и обняла его за шею. – Только договоримся сразу. Мухи отдельно, котлеты отдельно. Чтобы работу и секс не смешивать.
– Хм… - он прижал меня к себе. – Ну ладно. Попробуем.
7.
Разумеется, никаких мух и котлет по отдельности не получилось.
Дарьялов вовсе не был идеальным, недостатков у него хватало - не меньше, чем достоинств. С некоторыми я по мере узнавания смирилась более-менее легко, другие принимала тяжело, стиснув зубы. Помогала мысль о том, что Ира тоже не мягкая, пушистая киса, что ему вряд ли легче. Возможно, даже и тяжелее.
Так вот один из недостатков… или просто одна из его особенностей заключалась в том, что ему было абсолютно наплевать, что о нем думают и говорят. Сначала мне казалось, что это рисовка, но потом поняла: нет, ему действительно безразлично. Важно для него было только свое собственное мнение и еще нескольких человек – сосчитать хватило бы пальцев на одной руке. Я, к счастью, в этот ограниченный контингент вписалась. Да, ему так жить было проще и комфортнее, но иногда его слова и поступки оборачивались для других не самой приятной стороной.
Нетрудно было догадаться, что подумала команда Дарьялова, когда к нему в офис пришла некая мадам, с которой он отправился сначала в ресторан, потом к себе домой, а потом она вдруг стала его официальной помощницей, юристом и финансовым аналитиком. Единственное – перепутали последовательность. Решили, что он взял на работу свою любовницу. Конечно, никто не рискнул бы обсуждать это, но взгляд Марины, когда та услышала, как я обращаюсь к Дарьялову на «вы» и по имени-отчеству, был вполне читаем.
Ему было абсолютно наплевать. А вот я чувствовала себя не слишком уютно. Хотя бы уже потому, что сто лет не работала в коллективе. Отвыкла. Кошка, которая гуляет сама по себе. Дикая тварь из дикого леса.
– Извини, Ир, я не особо понимаю, из-за чего тут париться, - пожал плечами Дарьялов, когда я ему об этом сказала. – Но если так, не вижу смысла что-то скрывать. Мы все-таки не школьники, на людях лизаться не будем, оскорбляя общественную нравственность, а остальное не должно никого волновать. Только Дарьяловым меня не зови публично, хорошо? Парадокс, но это звучит более интимно, чем… не знаю, Петруша, например.