Одна ночь меняет все
Шрифт:
Хотелось огрызнуться, но я лишь повторил своё:
– Тебе показалось.
~ ~
Через пару дней к моему дерьмовому настроению прибавилось не менее дерьмовое настроение Ника: он, видите ли, с Розалин поссорился. Я редко видел брата спокойным, а тут он даже меня задеть не пытался, хотя, кажется, это уже вошло у него в привычку.
– Вы же не отлипали друг от друга, что произошло?
– Ничего приятного, - ровным тоном ответил Ник, - и если ты не заткнёшься, я уйду наверх.
Развалившись
– Боже, Ник, ты похож на девчонку. Ну, и вали, я буду только счастлив!
Я попытался отобрать у него пульт, но брат увернулся.
– Не дождёшься, - усмехнулся он, но тут же снова помрачнел.
Я сидел с графическим планшетом, делая пером набросок, который с каждым штрихом всё более явно превращался в знакомую мне девичью фигуру. Какофония с экрана отвлекала, поэтому вскоре я вышел на задний двор, чтобы спокойно покачаться в шезлонге и закончить работу.
Райли бегала от меня и уже дважды пропустила совместные занятия, а сегодня не пришла в художественную студию. Её мольберт стоял одиноко, в пустой глазнице нарисованного окна занимался весенний пейзаж, но она не явилась дорисовывать его. Мне хотелось прибавить что-то от себя, только неэтично лезть в чужую работу.
Я ещё немного поигрался с наброском, выписывая задумчивое неопределённое выражение лица, с которым Райли обычно смотрела на меня, потом поднялся к себе в комнату.
Когда был в душе, готовясь ко сну, в дверь ванной забарабанили.
– Эйван! – ломился Ник. – Эйван!
Я мог бы поиронизировать по этому поводу, но паника в требовательном голосе брата остановила меня.
Наскоро вытерев себя и накинув одежду, я вылетел в коридор из ванной. Из сбивчивых объяснений я понял только, что что-то случилось с Розалин, и ему срочно надо в Порт-Анджелес.
Он бы давно уже в одиночку долетел хоть до канадской границы, только мать, верно расценив его состояние, не пускала его одного за руль.
Вскоре мы мчались по тёмному шоссе. Ехать до города было в районе часа, но я втопил педаль газа и сделал всё возможное, чтобы сократить время в пути.
Ник сказал, что на Розалин было совершено нападение в клубе, и что она сама позвонила ему из больницы. О её состоянии и последствиях произошедшего он умолчал, а может и сам не знал подробностей.
Здание Порт-Анджелеской больницы было белым и безликим. Как и положено подобному месту. Тёмное небо, кажется, задевало крышу. Не хватало лишь молний, способных поразить это безнадёжное место и разрушить до основания.
Пока я рулил по стоянке, от «парадного» входа отъехала карета скорой помощи, тревожные звуки сирены затихали вдали, когда мы с Ником выбирались из машины. Вернее, я вышел, а Ник вылетел. Сюда я гнал во весь опор и нарушил целую кучу правил – уже предвкушал все собранные штрафы – и всё, чтобы достигнуть города в рекордно короткое время.
Ник умчался вперёд. Он не сказал ни слова, был погружён в свои невесёлые мысли. Ругал ли он себя? Конечно. Хоть и ничего не сказал вслух, я знал это – не мог простить себе ссоры с Розалин. Вероятно, выстраивал кучу предположений из разряда «что бы было, если бы…». Это пустое занятие. Но разве мог я сказать об этом брату?
Медленно, гораздо медленнее, чем требовалось, я двинулся к зданию больницы. В холле горел яркий свет, и было людно. Бегали люди, работники и посетители, трезвонил телефон, кто-то в ожидании на диванчиках в углу поглощал кофе из автомата. Я направился туда. Пить совсем не хотелось, но, сунув купюру в прорезь для денег, я получил свою порцию кофеина и снова, не торопясь, прошёл к выходу. Постоял у дверей на улице, ни о чём не думая.
Ник не появлялся. Я не стал искать брата, решив, что он сам меня найдёт. В принципе, свою миссию я выполнил – доставил его сюда, а как выражать Розалин свою поддержку не представлял. Да и надо ли оно ей? Есть вероятность, что она замкнётся в себе от моего-то сочувствия. Если уже не замкнулась.
Опустив взгляд, я сосредоточился на шнурках своих кроссовок. Первый раз за все время, как мы узнали о случившемся, я осознал, что произошло с Розалин. Меня словно громом поразило. Нет, я, конечно, слышал о жертвах насилия в выпусках новостей или встречал нечто подобное в сводках в Интернете, но чтобы вот так… среди знакомых… Близких?
Она ведь девушка моего брата.
Не вовремя вспомнил обо всех стычках с Розалин и о нашем последнем столкновении в спальне.
Отчего-то стало вдвойне неловко.
Двери больницы за моей спиной то открывались, то закрывались. Входили и выходили люди, кто-то на своих двоих, кто-то в инвалидных креслах. Ещё дважды подъезжала скорая. Кофе свой я уже давно допил и стоял с пустым стаканчиком в руках. Не знаю, сколько прошло времени, когда ко мне вышел Ник, мрачный, но уже более спокойный.
– Позвоню отцу, - сообщил он. – Надо увезти Розалин отсюда. Он же может договориться, чтобы её перевели в нашу городскую больницу, сам будет её наблюдать, да?
– Как она?
Он ничего не ответил, поморщился.
– А домой её можно забирать?
– Не знаю. Внешних травм не так много: несколько синяков и ссадины. Что касается остального… - Ник замолчал, растерянно провёл пятернёй по волосам. – Я не знаю, Эйван. Бог видит, я не знаю. Она не хочет со мной говорить. Ушла в себя. Просидел у её кровати, она отвернулась и отказывается разговаривать, но я-то вижу, ей плохо. Ей… - брат выругался и убежал обратно в здание.
Давно я не видел Ника настолько серьёзным, он всегда находил повод для шуток даже в самой серьёзной ситуации. Но в насилии над человеком ничего весёлого не было, и с помощью шутки случившегося не исправить. Понимание и терпение – этими добродетелями моему брату и придётся обзавестись.
Ещё с полчаса я шлялся у больницы, пока отец не позвонил на сотовый.
– Не могу дозвониться до Ника, он был у поста медсестёр на четвёртом этаже, но куда-то ушёл, найди его и попроси связаться со мной, я договариваюсь о переводе Розалинды, - произнёс отец.