Одна судьба на двоих 2
Шрифт:
— Прости, подруга, что тревожу. Твоя доча во дому?
— Так кде ж ей аще быть? Спит, поди, с часу, кабы не боле.
— Не знашь, она с моими была, аль одна?
Женщина молча ушла в дом и вскоре в сени вышла заспанная девочка лет десяти, с удивлением глядя на тётю-соседку.
— Клав. Христом Богом прошу. Кажи — моих видала? Ночь на дворе, а они так до дому и не воратились.
Девочка с испугом подняла глаза на взрослую женщину.
— Я с ними занитуся до вечору, а те разом повертались и, не пращамши, ить до леса. Туды. Ну… туды.
— КУДА? — женщина присела и, схватив руками за тонкие плечики девчушки, слегка встряхнула ребёнка.
—
Женщина охнула, схватилась за сердце, опустилась на пол. К ней подскочила хозяйка дома. Пыталась поднять, но у гостьи подламывались ноги. И текли слёзы из глаз.
— Они ж детки малые. Неужто взял их в учение? Так чего согласия не испросил у матери? Не по закону то.
И, словно в неё кто неведомый влил силу, поднялась одним рывком на ноги и, неожиданно для всех, поцеловов чужую девочку, улыбнулась какой-то странной улыбкой.
— Простите, бедушки-соседушки, за тревогу. Поду я. Могет смогу застать деток своих, опредить, чо боялась. Неужто слова страшные сказанные сбылись? Прощавай, соседка. Здоровица, счастия вам.
Женщина, на мгновение приобняв соседку, выскочила на улицу…
– -
По лесной заснеженной тропинке шла женщина. Чаще бежала, порой шла, падала, но вновь поднималась, но ни секунды не останавливалась, влекомая одной единой целью — скорее добежать, дойти до скрытного места, где могли быть её детки, её кровиночки, близнецы — два мальчика одиннадцати лет, умненькие, работящие, помощнки матери по дому и хозяйству. Как их отец погиб на войнес с год назад, так стали мальчонки опорой в семье, мужчинами, лишившись детства и юности. И теперь они навсегда могут уйти в леса, лишив мать заботы и счастья? Почему такая несправедливость на свете? Почему именно на её долю выпала такая судьба? Только ли потому, что дети были с рождения особенными? Понимали, как сами матери рассказывали, о чём птицы поют песни в лесу и могли поладить с любым диким зверем. Они зимой лютой зверей подкармливали, хотя семейство было само не богатое — еле-еле концы с концами сводили, но, что удивительно — и звери платили добром за добро — то под утро колоду с мёдом у крыльца найдут, то олени или лоси рога сбросят, да так, что именно им в огород, а то деньги немалые — купцы да люди знатные покупают и хорошие деньги кладут за красоту такую. Всё лишний кусок хлеба в дом, голодными не оставались.
Женщина, миновав два вывортня, выскочила на поляну, расплескав по плечам густые волосы. Где потеряла платок, и не вспомнила, увидев главное — детишек своих. Те стояли у идолов с зажжёнными факелами и за волхвом местным, Амвросием, повторяли на древнем языке фразы странные и непонятные. Глафирья хотела сделать ещё шаг к деткам своим, как внезапно уткнулась в непроходимую преграду, словно воздух уплотнился и не давал ей сделать ни шагу вперёд. Она осела прямо на снег и завыла, словно дикий зверь. Поняла израненным сердцем, что опоздала…
Очнулась в полной темноте, когда к её рту поднесли плошку с водой. Невидимый человек, еле касаясь, провёл рукой по её волосам, потом по щеке.
— Не печалься, мать. Детки твои не пропадут. Будут под надзором строгим и в учении. Пройдёт немало лет, как выпорхнут из гнезда и разлетятся по свету. Будут в сердце хранить Свет Сварога, да людям не дадут забыть правду о корнях своих. Не дело, что чёрные подмяли под себя люд. Совсем те забыли Род свой. От того и стали жить плохо. Коль у растения обрубить корни — зачахнет жизнь. Не помрёт, так скривится нечистью.
И только женщина хотела возразить, как тяжёлая рука легла ей на уста, не давая возможности произнести ни слова.
— Ты подожди, не серчай за то, что не понимаешь головой своей. Сердцем надо чувствовать, иначе нельзя. Что скажу тебе. Коли хочешь быть подле деток своих — оставайся с ними. Будешь помощницей им и мне. Тяжко в лесу без женской руки. Понимаю, что бросать нажитое негоже, но подумай хорошо. А ребяток твоих, извини, уже не вернуть. То воля их была, не моя. Сами пришли и попросились. Отказать не мог. Я ведь за твоими отроками смотрел немало лет — добрые дети. И делами и помыслами чисты. Животину не обидят, да поделятся последним. Были б таки все — и земля возродилась как в стари. Подумай сердцем да поспи. С утра поговорим. Ты своё слово скажешь, я приму, каким бы ни было.
И, услышав слова, которые были сказаны мужчиной, но добрым, сострадательным голосом, без всякого принуждения закрыла глаза и вновь потеряла ясность мыслей, забывшись в полудрёме…
А на утро сыновья подошли к матери, поклонились в пояс, да сказали своё слово, что домой не вернутся, из скита уйдут не смогут. Будут учиться не только обряды проводить, но и лекарскому делу станут обучаться, как повелось с незапамятных времён.
И женщина, покинув скит, пройдя по своим следам полпути до деревни, внезапно наткнулась на маленького волчонка, который лежал на сбитой ветке дерева и жалобно скулил, трясясь от холода и, видимо, от голода. Глафирья оглянулась по сторонам, но следов, кроме своих, не увидела. Скорее всего, вчера в темноте пробежала мимо, не заметив эту кроху. А ведь могла и наступить. Опустилась на колени и поднесла руку к дикому зверю. Но тот не зарычал, лизнул протянутую руку и положил на женскую ладонь свою крохотную головку.
— Кака ж ты кроха. — Женщина подняла волчонка со снега и, не раздумывая, засунула его себе за пазуху. — Там тебе будет теплее, малыш. И согреешься и тепло души моей почувствуешь. Получается, двух потеряла, а одного нашла? Но ты ведь зверь дикий, в деревню тебе никак нельзя. Иль выкрадут, иль зашибут со злобы. Надо итить к старцу. Как он сказывал? Тепло женское нужно? Или рука женская? Уже и не помню. Да и какая разница? Всё буду рядом со своими деточками.
И она, развернувшись, подняла лицо к чистому небу. Постояла так с минуту и неожиданно улыбнулась, скинув с души бремя тревог и нерешительности…
* * *
Конец октября 1912 год. Петроград. Царское Село.
— Аликс. Аликс, ты где?
Увидев супругу, Николай подошёл ближе и её нежно поцеловал.
— Представляешь, милая, своенравныйМишель нас опозорил. Я сколько раз ему говорил, что бы головой думал. Именно головой, а не… Прости, дорогая, срываюсь. Это же надо — у него родился сын. Мы не раз говорили, что нельзя путаться с чужими женами. Тем более такими…
— Ники, зря так отзываешься о Натали. Что поделать, если не повезло бедной девочке с супржеством.
— Но, дорогая, позволь не согласиться. Она венчана с другим, так зачем путаться, коли есть своя наречённая? Своенравным как был, так и остался, хоть и брат. Не знаю, что и делать. В Государстве волнения, нет, что бы помочь, а он в любови утонул. И, как прикажешь, теперь быть?
— Сердце моё. Не могу тебе советовать как поступиться с родным братом. Должен решить пробему сам, хотя, как по мне, раз дитя появилось, не стоит предаваться унынию. В нём ведь есть кровь Романовых. Плохо или хорошо, но лишним в нашем роду быть не может.