Одна судьба
Шрифт:
— Оставь свои эпитеты и дерзкие сравнения для кого-нибудь другого! Признания и очаровательные улыбки засунь туда же! Ясно тебе?!
О чем она? Он ничего такого не имел ввиду! Этот ее намек на вампирское обаяние вновь трогает его за живое. С чего она решила, что похожа с белобрысой стервой? Нашла за что ухватиться! Как это по-женски! Он ее не узнает, честное слово!
— Я спросил какого черта ты поперлась сюда? Когда мне удалось вызволить тебя из этого кошмарного места?!
— Ты идиот!
Она не ответила ему, отдаляясь,
— Ну и как?
Стейси выходит из той части дома, которую она приспособила под приемную. Она сначала вытирает руки, а потом снимает халат. Вид у нее не очень довольный, скорее встревоженный и озабоченный, но на его вопрос она качает головой.
— Всё так плохо?
Как-то не вяжется все это с ее выражением лица.
— Она просила не говорить тебе, ничего.
До него не доходит. Вообще. Никак. Это что шутка такая? Ну ладно Алекс! Он, кажется уже привык, что они могут не разговаривать днями и она может нападать на него с нелепыми обвинениями, но МакКена… В какой момент они вдруг стали общаться загадками?
— Это, по-твоему, смешно?
— Врачебная тайна знаешь ли.
Стейси даже не думает делать вид, что не издевается над ним. Именно это она и делает. Она мстит ему и не понятно за что. Он был прав! Они могли дождаться, когда Алекс родит и предъявить этому миру доказательства, что с ребенком все в порядке или нет. О последнем они бы никогда не узнали. Так было бы лучше для всех.
— Ничего смешного, Хеллингер. Она просила, и я сделаю так как просит моя пациентка. Хочешь изменить ситуацию? Окей! Договаривайся с ней!
МакКена поправляет сбившиеся темные волосы и улыбается ему самой холодной улыбкой из тех, что он видел у нее когда-то. В какой момент они вдруг стали врагами? Это женская солидарность или что-то другое в ней говорит?
— Что за новая блажь?
Алекс испуганно вскидывает на него глаза, застегивая пуговицы длинной рубашки. Он ворвался, не постучав. Разозлился в какие-то нереально быстрые сроки. Его не смущает ее полуголый вид и причиненное стеснение, и смущение. Он видел ее голой, обнаженной, побитой, больной и много чего еще.
— Не понимаю, о чем ты, — откликается она ровным голосом, отворачиваясь от него.
Девушка продолжает застегивать пуговицы, даже не думая, чтобы продолжить говорить или объяснить свое поведение.
— Я, между прочим, беспокоюсь за тебя.
Раф останавливается за ее спиной, глядя на подрагивающие кончики порядком отросших волос. Она такая худенькая, хрупкая, кажется, что совсем маленькая и все еще притягательная. Ее запах — он как будто бы усилился. Если бы не усталость и раздражение Рафаэль обязательно подумал о том, что он чертов фетишист.
— Не надо.
Он обнимает ее за плечи, не стремясь повернуть к себе. Почему все повторяется? Пропал ее злой тон, но ссоры и претензии не прекратились.
— Хеллингер, отпусти меня.
— Дружеские объятия, — просто говорит он. — Алекс, я так устал, уверен, что и ты тоже.
— Ты знаешь, что друзья так не обнимаются. Я хочу в душ, есть и спать. Давай закончим этот день.
— Мы уже обсудили какой я отстойный друг. Это было на яхте. Я согласился с твоими притязаниями. Ты вроде была довольна. Давай не будем начинать всё заново?
Ее пальцы до этого пытающиеся разомкнуть замок его пальцев просто ложатся на руку.
— Ты прав, я тоже устала. Когда я начну опадать на пол, уверена ты подхватишь меня.
Рафаэль делает это сию же минуту. Он устал настолько, что раздражается в считанные секунды и по малейшему пустяку.
— Не смей рыпаться. Я все еще сильнее тебя, Дарресон.
Он несет ее прочь из этого мерзкого помещения — Раф и по сей день он ненавидит запах медикаментов и дезинфицирующих средств.
— Раф! Осторожнее! — кричит ему в след МакКена и даже пытается догнать.
— Оставь нас!
Ситуация чем-то напоминает его первый день в их высотке, но только он в отличие от Джейка не бросает ее на кровать, как тот на диван, а ставит на ноги, перед этим пинком закрыв дверь.
— Найди в себе силы побыть нормальной! — рявкает он на нее и смотрит на часы, времени около девяти вечера.
— Я нормальная! Я не хочу раз..
— А я хочу! Плевать мне на что ты обижаешься! Я хочу знать, как твое самочувствие. Как развивается …
Он медлит не в состоянии назвать это ребенком.
— Что язык проглотил?
Она пружинит на невысокой кровати, держится за живот и говорит ему дрожащим голосом.
— Иди и поешь, попей или что ты там делаешь, чтобы успокоиться?! Чем занимался все прошлые дни?! Сделай еще что-нибудь, что у тебя на уме! Не надо за меня беспокоиться! Тебя никто не просил брать заботу обо мне!
Рафаэль не монстр и никогда им не был. Он не бросит ее, несмотря на все сказанное ею когда-то, несмотря на то, что она любит другого и носит это чудовище у себя под сердцем. Это оно в ней говорит! Не она. Она милая. Всегда была тактичной, даже когда выходила из себя. Всё остальное не ее!
— Ты что не понимаешь, что тогда бы они убили тебя?!
Девушка пытается уйти, но он держит ее за бедра, хоть это и неудобно из-за того шарика, что она спрятала под рубашкой.
— Серьезно? Не они сегодня так ты завтра! Я хотела знать, что ты еще сказал им, чего не хотел делать при мне! Вот зачем я пошла обратно.
Рафаэль возносит хвалу господу Богу, если это существо есть на свете, что все закончилось куда раньше, чем она и Стейси подоспели к ним.
— Кто тебе сказал, что я еще что-то говорил им?