Одна тень на двоих
Шрифт:
— Я не знаю, — сказал он, — скорее нет, чем да. Какие враги? У меня вообще нет… близких людей. Ни друзей, ни врагов.
У него была Марта, которая заменяла всех друзей и близких вместе взятых.
Он сказал ей — «я больше не хочу тебя видеть».
— Очки вы забываете, — сварливым тоном сказал капитан, — ключи теряете. А за вами ходит человек, который все подбирает и использует против вас. Это-то вы хоть понимаете?
— Понимаю, — согласился Данилов.
Ему нужно поговорить с Веником. Чем скорее, тем лучше. Капитан все равно ничего не поймет и ни во что не поверит, даже если Данилов сейчас
Он сам должен довести все до конца. Это только его дело.
Если он победит, значит, победит навсегда. Если проиграет — ничего на свете, даже разум, больше ему не понадобится.
— Ну и черт с вами, — сказал капитан, у которого была хорошо развита интуиция, — хотите со мной в молчанку играть, валяйте! Только если я чего раскопаю, никто вам не поможет — ни Знаменская ваша, ни Кольцов. Я мужик упертый, это каждый знает.
— Спасибо, — поблагодарил Данилов.
— Да идите вы!..
Он едва дождался, когда милиция уберется из его офиса.
Азарт его охватил, самый настоящий. Горячечный, плохо контролируемый азарт. Говорят — охотничий, но это не правда.
Что за азарт, когда нечего терять? Кто против тебя зверь? Никто — кучка драного меха на худых костях. У тебя есть все, ты плотно позавтракал, а вчера на заимке еще и выпил хорошо, у тебя тулуп, лыжи, ружье, от которого нельзя спастись, ведь ни один зверь так и не придумал себе бронежилета! Ты развлекаешься, стреляя в шерстяной свалявшийся бок или оскаленную от страха и ненависти морду. Ты не умрешь с голоду, если промахнешься, и куцая шкурка нужна тебе только для самоутверждения, а не для того, чтобы укрыть замерзающих детей.
Данилов не верил в азарт, когда один с ружьем, в тулупе, веселый от мороза и стопочки, а второй — голодный, напуганный, ненавидящий, на жилистых лапах, из оружия у него только зубы, но что зубы против патронов, сражающийся за жизнь и проигравший уже тогда, когда этот румяненький и крепкий только грузился в свою машину!..
Данилов знал, что борется за жизнь, как тот, на худых жилистых лапах, и азарт у него был самый что ни на есть неподдельный.
И Марта ушла из его головы, как тогда, из переулка.
— Мы все сейчас пойдем по домам, — холодно сказал он зареванным девицам. — Вы слышите меня?
Девицы горестно и вразнобой закивали. Ира начала было причитать, но Данилов прикрикнул на нее, и она моментально остановилась, глядя на него испуганно.
— Мы должны быстро проверить, что у нас пропало. Если пропало. Милиция у вас спрашивала об этом?
— Да, — шмыгая носом, сказала Таня, — но мы… у нас ничего… совсем ничего…
— Вроде все на месте, — подтвердила Ира.
— «Вроде» мне не подходит, — сказал Данилов, — мне надо не вроде, а наверняка. Что Саша мог делать ночью на работе? Кто-нибудь из вас знал, что он приходил в офис по ночам, или он в первый раз пришел?
— У нас милиционеры спрашивали, — жалобно пропищала Ира, — мы не знаем. Он нам ничего не говорил.
Они обе старательно отводили глаза от темного пятна на полу. Толку от них не было никакого.
— Идите в мой кабинет, — приказал Данилов, — я посмотрю его компьютер, а вы проверьте, может быть, оттуда что-то взяли.
Он не смог заставить себя сесть в Сашино кресло, развернул монитор на сто восемьдесят градусов, сел за Танин стол и пристроил клавиатуру себе на колени.
Он был уверен, что Саша сидел в Интернете, и не ошибся. Он быстро пошел по его следам, но скоро запутался — он вовсе не был компьютерным гением и не подозревал, что Сашка мог забредать в такие дебри. Зачем? Голых красавиц было полно и поблизости, а на всякие модные чаты Сашка не заходил. Данилов тыкался в разные стороны, его раздражало, что картинки меняются так медленно. Ему нужно было, чтобы менялись быстрее.
— Андрей Михайлович, — позвала Ира, — а ваш портфель?..
— Что — портфель? — спросил Данилов, не отрываясь от монитора.
— Где он?
Он понятия не имел, где его портфель. Что-то непонятное с ним происходило в последнее время. Он стал нарушать собственные правила.
— Вы его вчера здесь оставили, я точно помню. Вы его не забирали?
— Нет, — сказал Данилов и оторвался наконец от монитора, — не забирал. А что?
— Его нет, Андрей Михайлович. Мы все осмотрели. Нет. Наверное, его этот забрал, который Сашку…
Портфель?! Кому мог понадобиться его портфель?!
В портфеле была папка с договорами и еще одна папка с распечатками предполагаемых интерьеров квартиры нового заказчика, какие-то ничего не значащие счета, которые он собирался передать своему бухгалтеру, и блокнот.
Все. Больше в портфеле ничего не было.
«Блокнот, — подумал Данилов отчетливо, даже как-то по слогам. — Блокнот».
В блокноте были «подозреваемые и вещественные доказательства». Перечень на несколько страниц. Его школьная привычка записывать все подряд, даже то, что нужно купить хлеба, стоила жизни несчастному Сашке, который бродил по Интернету и не ждал никакой беды.
«Ты, ты виноват, убийца, иуда!»
Конечно, он, опять он. Кто же еще, если не он?!
Он не нажимал на курок, когда застрелили его жену, и не заносил над головой Саши «тяжелый тупой металлический предмет», как сказано в милицейском протоколе. Но он ничего не сделал для того, чтобы отвести беду. Ему всегда было наплевать на людей.
Что он знал о своей жене, кроме того, что однажды она согласилась выйти за него замуж? Что он знал о Саше, кроме того, что у него диплом подходившего Данилову института?!
С женой ему было невыносимо скучно, и соскучился он уже на второй день.
Она была красивой, избалованной, вздорной и очень молоденькой, а ему очень быстро стало на все наплевать. Она скандалила, требовала внимания, какой-то необыкновенной любви, на которую Данилов был в принципе не способен, развлечений, гостей — а ему было наплевать. Он даже не жалел ее, хотя она ни в чем не была виновата, просто человек, называвшийся ее мужем, был патологически равнодушен к ней, а она была обыкновенной девчонкой, и ей нужны были обыкновенные девчачьи радости вроде новых туфель или вечеринки с пивом, громкой музыкой и «кавалерами».