Однажды ты пожалеешь
Шрифт:
И всё же это был удобный момент спросить о том, что меня последнее время очень волновало:
– Через четыре месяца школа закончится, и что тогда?
– Да еще лучше будет. Поедем в Москву, поступим, жить будем вместе. Батя, пока я там лечился, однушку прикупил. Тесновато, но… типа, же с любимым рай в шалаше, да?
– Ну, если получится так, как ты говоришь, будет здорово.
– Так всё от нас зависит. Ты вот хочешь быть со мной? – Андрей взял меня за плечи, чуть отклонился и заглянул мне в лицо.
– Хочу, – не стала я лукавить.
–
– Э, так нечестно, а ты? Ты про себя не сказал, – шутливо возмутилась я.
– А разве непонятно? – хмыкнул он. – Иначе меня тут и не было бы. Да и вообще…
– Понятно, конечно, – вздохнула я. – Но иногда, даже когда знаешь, хочется услышать…
Он не дал договорить, накрыл мои губы своими…
Спустя пару минут я отстранилась от него и сказала, что пора мне уже возвращаться домой. Андрей ответил: «До завтра», но стоило мне отойти на шаг, он вдруг вновь поймал мою руку и негромко произнес, улыбаясь:
– Я хочу быть с тобой. – Затем улыбка сошла с его лица, Андрей посмотрел на меня очень серьезно и добавил: – Я люблю тебя..
«Я тебя тоже», – мысленно ответила я. Вслух пока не смогла, может, чуть позже осмелюсь, у нас же ещё всё впереди…
47. Послесловие
Спустя пять лет
Даша
Дежурство опять выдалось беспокойное. Мы с девчонками просто с ног сбились. Ещё с утра в обоих родильных залах был аншлаг, впрочем, как и всю неделю.
В сентябре всегда так, говорят наши. Самый урожайный месяц. А после полуночи на скорой привезли женщину с кровотечением. Возрастную.
Абрамов – бог и царь нашего обсервационного отделения – сам ею занялся. Мы как раз принимали роды у дочери нашего реаниматолога, и тут его срочно вызвали.
– Здесь, в общем, ничего критичного, сами справитесь, – резюмировал Абрамов, оставив нас со Светой, Светланой Юрьевной, у которой опыта ненамного больше моего.
Дочь реаниматолога хотела было возмутиться – специально ведь именно к нему в обсервацию пошла рожать (да и он из-за неё остался сегодня в отделении), но на полуслове прервалась. Очередная схватка. Длительная, болезненная.
Бедная девчонка мучилась уже долго, и мы вместе с ней. И эпидуралка ей противопоказана. Впрочем, скоро уже родит – там практически полное раскрытие.
– Дыши... вот так... молодец, – подбадривала её Света.
К счастью, всё прошло нормально, без осложнений.
– Восемь-девять по шкале Апгар, – объявил Костя, неонатолог, и унес ребенка.
Юную маму отвезли в палату, а мы со Светой сели попить чай в ординаторской с конфетами, которые презентовал нам расчувствовавшийся реаниматолог.
– Вот знает же он, что от этих конфет нас всех уже тошнит, – хмыкнула Света, – а все равно
Мой живот тут же, словно в ответ, протяжно заурчал.
– Гляжу, ты со мной согласна, – засмеялась Света.
– Не я. Живот, – улыбнулась я довольно.
Может, я ещё не привыкла, не обросла здоровым цинизмом, но после родов на меня нападает почти эйфория и любовь ко всему миру. Всякий раз я радуюсь, воспринимая появление нового человечка как чудо.
В ординаторскую заглянула Надя, медсестра.
– Что, девочки, отсрелялись?
– Угу, мальчишка, три девятьсот, – отрапортовала Света. – Слушай, а кто с кровотечением поступил? Абрамова вызвали. Что там? Серьезное что-то?
– Да там преждевременные… цервикальная недостаточность. – Надя стянула из коробки конфету. – Женщине сорок три. Двадцать седьмая неделя. Еще и недообследованная. Анализы старые, на инфекции – вообще нет. Причем она зашитая была. Но швы прорезали шейку. Ну, кровотечение уже остановили. Положили пока в предоперационную. Вколола вот ей дексаметазон. Лежит сейчас под гинипралом.
– Ну да, надо пролонгировать, насколько возможно.
– Но тетка эта – кремень! – усмехнулась Надя. – Ни паники, ни слез, ни даже мало-мальского беспокойства. Её Абрамов спрашивает, больно ей или нет. А она так невозмутимо отвечает: больно. Но таким тоном, будто она вообще ничего не ощущает. Будто, знаете, просто пришла полежать и ей чуть ли не скучно. По поводу плода тоже не парится. Вообще непрошибаемая или замороженная напрочь. Хотя с такими проще, конечно, чем все эти истерики…
– Может, она под чем-нибудь? – спросила Света.
– Ну, кровь взяли – чистая. Ладно, пойду я к этой Эльзе. Нужно ещё…
– Эльзе? – всколыхнулась я. – Не Лиддерман случайно?
– Точно! – удивилась Надя. – Знакомая твоя, что ли?
– Ну так. Была одно время в нашей школе директором. Ну и немного учителем литературы.
– Ого! Не хочешь сходить поздороваться? Капельницу ей поменять заодно? Или она была плохой училкой? – подмигнула Надя.
Я даже растерялась на миг. Точнее, разволновалась. Даже не знаю, почему на меня это так подействовало. В общем-то, внезапно столкнуться лицом к лицу со своим прошлым всегда что-то трогает в душе. Но не так уж хорошо я её знала, да и недолго совсем.
Прошлым летом, например, мы с Андреем случайно встретили Черемисину, причем даже не в Москве, а в Праге. Столкнулись в ресторане, где она была в компании с престарелым иностранцем. Оказалось, её муж.
И то меня не так удивила наша встреча. То есть тогда – вообще никак, а сейчас – аж руки задрожали.
– Нет, не хочу, – отказалась я.
– Что, даже привет ей от тебя не передать? – посмеивалась Надя.
– Думаю, не стоит.
Интересно, Эльза вообще меня помнит?
Несколько раз, проходя по коридору мимо предоперационной палаты, я невольно приостанавливалась в дурацком смятении.