Однажды в Африке

Самойлов Валерий

Катя работала официанткой в ресторане и периодически разнообразила свой досуг очередным, приглянувшимся ей военным моряком. Она была свободна в выборе и предпочитала контингент офицерского корпуса до капитан-лейтенанта включительно. Чем она руководствовалась в своем выборе – оставалось ее маленькой женской тайной. Иногда, она сама себе говорила:

– Ты ждешь принца на белой "Волге"?

И сама себе отвечала:

– Нет же… Главное, чтобы человек был хороший. А какого цвета будет "Волга" и неважно!

Петя Борисов (отчество Алексеевич его старило) месяц назад сменил свои пять нашивок курсанта кадетского училища на лейтенантские погоны. Был он высок ростом, несколько худощав, но широк в плечах,

хорош лицом, одним словом – неотразим. Каким, впрочем, и должен быть офицер Военно-Морского Флота. Немудрено, что Катя остановила свой выбор именно на нем. Сначала она пристроила лейтенанта к столику на шестерых – свободных мест в ресторане не бывало. Затем сервировала, бросая на Петю многообещающие взгляды. После очередной рюмки водки Петр предпринял попытку за ней поухаживать, но Катя дала понять, что все будет после, работа есть работа. Когда народ стал расходиться, Петр в ресторане был уже своим человеком. Потом появился "шведский стол" для официантов и ансамбля песни и пляски имени какого-то "Боя", как позже выяснилось – "Прибоя". Так же назывался и ресторан. Далее перед взором Петра промелькнули огни ночного города, и он никак не мог сообразить, что это за огни и почему их так много – путал их с морскими, навигационными. Сказать, что Петр окончательно и бесповоротно "окосел", было бы неверно. Еще в "системе"* один из офицеров-нравоучителей преподал ему жизненный урок: будучи в увеселительном заведении, надо сразу же присмотреть себе бабцу из самых-самых страшенных. И вот, когда эта страшенная покажется красавицей, надо сказать себе "Стоп – машины! Полный назад!" и уносить ноги. Петр поначалу так и поступил, но в завершающей стадии потерял из виду свой намеченный ориентир.

В домашних условиях Катя сумела пробудить в нем мужчину, предварительно заставив принять прохладный душ. Из всего сказанного Петром в постели она уловила главное: в одиннадцать часов дня ему надо "кровь из носа" быть на "коробке", то есть на корабле. Просьба была выполнена, правда, с некоторой неточностью во времени. После непродолжительного прощального объяснения в подъезде и приличествующих при длительном расставании слов типа "Буду ждать, кроме тебя у меня никого нет", они разошлись, как в море корабли.

Взяв ноги в руки, Петр включил четвертую скорость и через полчаса достиг трамвайной остановки. "Чертовы окраины!" – выругался лейтенант, не обнаружив ничего, напоминающего транспорт. В конце концов ему подфартило – подвернулся-таки частник. Через двадцать минут Петр был у контрольно-пропускного пункта – КПП гавани.

– Ребята! Большой ракетный не ушел еще? – с надеждой в голосе спросил лейтенант у дежурной службы КПП.

– Стоит твой "прожорливый" на месте, тебя дожидается.

У каждого корабля в гавани имелось дублирующее название с подковыркой, которое применялось при каждом удобном случае. Под словом "прожорливый" скорее всего подразумевалось поглощение этим кораблем корабельного мазута в неимоверных количествах. Впрочем, в стране Советов того времени стоимость топлива, как и другого снабжения, не считали – всего было завались. Один такой корабль мог накормить обедом всю бригаду и прикомандированных – это было обычной практикой, особенно во время партийных или комсомольских конференций.

Петру потребовалось пять минут, чтобы добежать до корабля. Узнать его среди остальных не составляло особого труда. Толпа провожающих нехотя покидала корабль. Многие женщины были в слезах, что в таких случаях вполне естественно. Экипаж побортно выстроился на корме или правильнее сказать юте: по левому борту – "маслопупы"*, по правому – "люксы"*. Борисов помялся у трапа, не решаясь протиснуться меж сходящих по нему провожающих. Пока он выжидал, две симпатичные блондинки оценивающе осмотрели его с головы до пят. Было слышно, что они о чем-то договариваются.

Из всего ими сказанного он различил лишь одно слово "бой". Петр напряг все свои извилины, пытаясь припомнить, что могло его связывать с этим вроде бы знакомым словом. Нет, не вспомнил. "Бой" – по-английски мальчик, – подумал он, – наверное, беспокоятся о своих детях. Каково им будет, пока отцы плавают?" Тем временем сошел последний из провожающих. Лейтенант молодцевато вбежал по трапу на ют, поставил на палубу свою дорожную сумку и обратился к вахтенному, с погонами старшины первой статьи:

– Старшина, к кому мне обратиться? Я назначен к вам на корабль.

– Я так и понял, товарищ лейтенант. Вас уже спрашивал командир. А вот и он сам – у кормовой башни.

Дойти до командира корабля Петр не успел.

– Лейтенант Борисов, если не ошибаюсь? – перед ним стоял гроза корабля – старпом. – Я – старший помощник командира. Наш разговор о прелестях службы впереди, а пока станьте в строй. Штурмана у нас по правому борту, – и он указал направление, куда следовало идти.

– А к командиру…? – хотел было сказать лейтенант, но его вопрос завис в воздухе. К тому же старпом показал ему указательный палец, прижатый к губам. Что это означало Петр не знал, но тут же получил пояснение:

– Больше молчи – за умного сойдешь! – это было первое, что он услышал от своего непосредственного начальника, командира штурманской боевой части Иванова Александра Митрофановича. – Становись за мной, потом поговорим.

Штурман не любил когда его ругали из-за подчиненных и часто повторял им:

– Нельзя попадаться на ерунде! Занятие ерундой на рабочем месте должно развивать слух, бдительность и боковое зрение.

Он еще много чего говорил своим подчиненным, подчеркивая чуть ли не каждый раз:

– Образование нужно не для "корочки", а для коры головного мозга. Это понятно?

Подчиненные который раз кивали головами, так и не поняв, чего же он хотел – дотошно объяснять, особенно по специальности, он также не любил. Внешне он резко выделялся из толпы, потому как был высок ростом, причем на голову выше Петра. Прозвище "полтора Ивана", придуманное кем-то из его однокашников еще в училище, прилипло к нему, словно банный лист, и следовало по пятам, с корабля на корабль. Кроме того, он не вписывался в размеры корабельных помещений и по этой причине подгибал ноги в коленях. По сему поводу в экипаже говорили: "Смотри, "полтора Ивана" на своих полусогнутых поковылял".

Надлежало все же доложить о прибытии нового офицера, и штурман "зашуршал» было на своих полусогнутых в сторону командира, но, встретившись взглядом со старпомом, ретировался назад, смекнув, что тот уже в курсе.

"Вот оно, начало того кошмара, что снился мне этой ночью" – подумал Петр.

Ну что ж, он был недалек от истины. После короткого митинга начальники, пожелав экипажу традиционные "Семь футов под килем!", убыли с корабля. Матросы сноровисто подняли трап, вытянули на борт швартовы и все – прощай, Родина! До встречи в новом году!

На пирсе еще долго размахивали руками да платками, народ не спешил расходиться по домам. Только те две особы, что привлекли внимание Петра у трапа, устремились в направлении КПП. Маршрут их "плавания" был известен: парикмахерская – ресторан "Прибой". Не у каждого военного моряка семья бывает такой же крепкой и надежной, как морской узел.

– Слава Богу, блин, что нам дают резерв по времени. На всякий, блин, пожарный случай, – заговорил комбриг с начальником политотдела, когда они двинулись в сторону плавказармы, где располагался штаб бригады. – Представляешь, блин, как бы нас с г…ом смешали, если бы его не было, этого времени. Ну, да ладно, пойдем остальными заниматься. Там теперь, – он показал в сторону уходящего за горизонт корабля, командует походный штаб.