Однажды в Африке
Шрифт:
Глава 3. Походный штаб
В период так называемого "застоя" часто практиковали совмещение флотской подчиненности. Иначе говоря, корабли выделялись на боевую службу с одного флота, скажем, Северного, а походный штаб с другого – Балтийского или Черноморского, и наоборот. Ходили и бригадами, со своим штабом и политотделом. Это в принципе и не столь важно, потому что здесь нет особых противоречий в сфере совместной деятельности штаба и командования кораблей боевой службы. Хотя сложилось мнение, будто штаб всегда стремится снизить оценку за поход кораблям "чужого" флота. Для штаба, о котором пойдет речь, это
За комбригом, каперангом* Саковским Борисом Яковлевичем, закрепилось прочное и несмываемое никакой морской пемзой прозвище "насос". Почему именно "насос" – никто толком объяснить не мог. Ну, разве что из-за шипящей одышки, действительно напоминавшей работающие насос или переносную помпу, используемую аварийными партиями для откачки воды из затопленных помещений. Некоторые военные, побывавшие с ним в одной компании, связывали это прозвище с его уникальной способностью оставаться в здравом уме, невзирая на количество употребленного "шила"*. Сказывалась флотская закалка. Что еще хорошего можно сказать о комбриге походного штаба? Весь его бойцовский облик говорил о неимоверных волевых качествах. Четко поставленный голос не нуждался в усилении средствами корабельной трансляции – его хорошо было слышно и так. В возбужденном состоянии голос комбрига был слышен даже на соседних кораблях в радиусе одной мили*.
С точки зрения физиогиомики чтение лица комбрига представлялось весьма забавным. Начнем с глаз – "зеркала души". Выпученные и большие, они указывали на мужество и задатки лидера. Стремление к неограниченной власти подчеркивали многочисленные складки на веках. Посадка глаз с отклонением от горизонтали, легкая их скошенность отражали решительность комбрига в отстаивании интересов государства рабочих и крестьян. Белки глаз, желтоватого, неясного цвета, с красными прожилками, констатировали неправильный образ жизни, злоупотребление спиртным и никотином. Полоска белка над радужкой выдавала жесткость характера, эгоизм. Черный цвет глаз говорил о полноте жизненной энергии и о том, что Саковский бывает упрям донельзя, вынослив до невозможности, вспыльчив до крайности, но, тем не менее, способен принимать правильные решения и быстро избавляться от рутины и косности. Его импульсивность при этом будет обижать подчиненных.
Существенную информацию давал нос – показатель энергии и воли. Широкое основание, наличие хребта и горбинки подтверждали волевые задатки, уверенность комбрига в правоте своих действий на благо Отечества. Некоторая дугообразность говорили о расположенности к агрессивности и вспыльчивости. Сравнительная удлиненность свидетельствовала о яркой индивидуальности, а загнутость книзу – о проницательности и злопамятстве.
Обратим теперь внимание на рот и линию губ комбрига. Большой рот выдавал в нем мужественного человека, но перекос горизонтальной линии рта свидетельствовал об упрямстве.
Энергичная нижняя челюсть супермена говорила не только о развитой воле и стойкости, но и скрытности, отсутствия потребности делиться с кем-то своими переживаниями. Можно продолжить описание лица комбрига и дальше – есть еще лоб, брови, уши, но оно становится нудным и может заинтересовать лишь самого Бориса Яковлевича.
Так что с комбригом всем здорово повезло. Все сказанное, в сочетании с мускулами Арнольда Шварценеггера, производило на окружающих неизгладимое впечатление и в совокупности напоминало в комбриге первоклассного быка, готового сорваться с цепи на любого, ставшего
Неожиданно для всех одним их таких тореадоров в первый же день совместного плавания стал "комсомолец"* корабля лейтенант Николай Семенов. Какие могут быть взаимоотношения у комбрига и "комсомольца"? – спросите вы и будете правы. Никаких. Но дело в том, что помимо своих основных обязанностей Николай исполнял и другие – с тех пор, как офицеры корабля избрали его заведующим кают-компанией. Вот на этой почве и возникла коррида.
– Где этот "комсомолец"? – раздался неподражаемый рык комбрига. – Я ему покажу, будет здесь свои порядки устанавливать! Развалил, понимаешь, комсомол! Теперь за кают-компанию принялся!
– Что за шум, а драки нету? В чем дело, Яковлевич? – отозвался начПО походного штаба кавторанг Говорунов Иван Степанович. – Чем мог тебя обидеть наш безобидный "комсомолец"?
– Ты понимаешь, Степаныч, в каюту не принесли графин с соком, как я вчера указал помощнику по снабжению. Думал, вестовой* не доглядел. Да нет же, комсомолец твой сказал: "Никаких графинов, графьев у нас нет – всем принимать дневной сок в кают-компании". Я, старый пень, буду за соком ходить в кают-компанию, видано ли такое?
– Ладно огород городить, я сделаю ему внушение, успокойся. Давай лучше партейку в нарды сварганим. А то я тебя вчера из марксистов вычеркнул и в марсисты записал. Нельзя же так играть – марс за марсом.
– Разрешите войти? – в каюту протиснулся "комсомолец".
– Вызывали?
– Иван Степанович! Да он даже представляться по форме не умеет, "вызывали", понимаешь! "По вашему приказанию прибыл!" – знаешь, такие слова?
– Яковлевич… – начал было Говорунов, смягчая разговор, но комбриг только выходил на боевой курс.
– Чего Яковлевич? Распустили лейтенантов. Он еще в проекте не значился, а я уже кораблем командовал. Порядки свои, лейтенант, будете у себя в комсомоле устанавливать, а здесь существуют флотские порядки и традиции. Вам все ясно? Свободны! – неожиданно завершил свою проникновенную речь комбриг.
Конечно, если бы на месте "политрабочего" – любимое слово комбрига, произносимое только в кругу своих надежных друзей, – оказался кто-нибудь другой, коррида завершилась бы наказанием по приказу. Но с этими хлопцами даже комбриг не решался связываться всерьез – так оно спокойнее, тем паче, что на борту имеется еще порядка трехсот человек, более беззащитных и бесправных. Правда, и с ними случались осечки, когда кто-либо, отчаявшись, искал и находил защиту в случайно заезжего политуправленца или корреспондента флотской газеты. Он давно уже как невзлюбил обе эти организации, но в его монологах почему-то больше всего доставалось представителям прессы: "Ух, эти мне "на страже захолустья", корреспондентишки из "гальюн-таймс", любители жареных фактов, попадись мне – сразу под пайолы*, под пайолы!..", и так далее и в том же духе.
Свалить комбрига было нелегко, но подпортить его служебную биографию или просто по-дружески проинформировать соответствующих начальников, считалось достаточным, чтобы поставить на нем незримый крест. Благо, конкурентов на командные должности хватало во все времена, как, впрочем, и обыкновенных "доброжелателей".
– Разрешите слово молвить? – вот это как раз было лишним, но "комсомолец" влип уже окончательно и бесповоротно. Ему бы выпорхнуть из каюты, как птичке-невеличке, – на этом бы все и закончилось. Так нет, все ему неймется.