Однажды в Лопушках
Шрифт:
Рукоять эта взметнулась, чтобы опуститься на лоб.
— Мозги отшибешь! — возмутился Беломир.
— Было бы там что отшибать. Стало быть, пошел по особому отделу?!
— Предложили…
— А ты и рад соглашаться? На испытания? Нашли себе овцу…
— Сашка ведь был! Я же ж даже не наследник!
— Не наследник он! — голос отца загрохотал, и Беломир поежился. — Бестолочь! Бестолочь ты круглая, а не наследник!
Трость ударила по плечу, хотя и не в полную силу.
— Сперва позволил над собою измываться.
— Я тогда не в себе был!
— А кто был в себе? Я, что ли?!
— Ну… — Беломир попятился. — Ты всегда…
— Один идиот героически помер, второй… почти помер и решил напоследок опозорить перед всеми…
— Я не нарочно! Ты просто с женитьбой этой пристал, как лист репейный! — трость Беломир перехватил. — Но успокойся уже, все-то в порядке…
— В порядке?! — взревел отец, правда, трость отобрать уже не пытаясь. — В порядке?! Да внука моего едва в жертву не принесли! И сына…
— Не принесли же, — примиряюще произнес Беломир. — Оно ж… даже к лучшему получилось. Я вот женюсь.
Трость убралась от плеча, правда, чтобы другим концом ткнуться в ногу.
— Больно! — возмутился Беломир.
— То есть, уродовать себя — не больно, а отцовское поучение — так больно?
— Это смотря какое поучение!
Затрещина получилась… крепкой. И кто там говорил, что старший Бестужев сдал, ослаб и вовсе готов мир покинуть? Не раньше, чем небо на землю падет.
Почему-то мысль эта обрадовала несказанно. Все-таки… отец.
И появился.
Раньше государевых людей появился. И следил за ними, за государевыми, ревностно, а еще родовых юристов послал, чтоб уж точно не обманули царевы люди бедных детишек.
— Так женишься? — внезапно успокоившись, поинтересовался отец.
— Женюсь.
— И на ком?
— На хорошей доброй женщине… — Беломир осекся. — Ну… может, конечно, не очень и доброй… жрица она. Моры.
Отец крякнул, задумался ненадолго, а после расплылся в предовольной улыбке. Этак поневоле заподозришь, что все случившееся — его рук дело.
Или не рук.
— Чудесно… — он потер руками. — Просто чудесно… свадьбу сыграем в Петербурге… надеюсь, понимаешь, что все должно пройти на высочайшем уровне. Надобно приглашения разослать, особенно Его императорскому Величеству…
Беломир закатил глаза.
— Платье тоже… куда это невеста без платья? Белое…
— Она жрица!
— Тогда красное, но чтобы по фасону, ясно!
— Отец!
— Да?
— А может, мы по-тихому…
Вот как-то сомневался Беломир, что его жрица обрадуется этакому пафосу. Да и… не только пафосу. Сплетни пойдут. Слухи. И найдется кому намекнуть невесте, что жених-то с подвохом. А жениху, что и невеста не больно-то хороша, не так и родовита, не знатна, не… в общем, от мыслей подобных заныли зубы.
— Наташка по-тихому, ты по-тихому… потом только и слышишь шепоток за спиной, что… — отец махнул рукой. — Не боись, найду чем заткнуть говорунов. А Его императорское Величество, чай, не откажется посаженным отцом быть.
— Понимаешь… — Беломир замялся. — Я не уверен, что им понравится.
— Кому?
— Калине. И матушке её. А ссориться со жрицами… — он повел плечами.
Отец же призадумался.
— Все одно, — он упрямо головой мотнул. — Может, свадьба и не пышной, но люди должны видеть. Знать.
— Что?
— Что род Бестужевых все еще силен.
— Ага, — Беломир сел и вытянул ноги. — Сильнее некуда… и будет силен, если дурить не вздумаешь.
Трость мелькнула у самого носа, и Беломир перехватил её без труда.
— Не надо, отец. Я не хочу ругаться. Почему-то мы с тобой только и делаем, что воюем. И мы, и Наташка вот. Николай. Может, не в нас дело?
Отец трость забрал, оперся тяжко, вперился взглядом.
— И не надо тут играть в радеющего батюшку да неблагодарных детей. Благодарные мы, но… это наша жизнь. И мы её сами хотим жить, — сказал Беломир, взгляда не отводя. — А тебе просто делом заняться надо.
— Каким же?
— Уж точно не девицам женихов искать. Этим пусть Наташка забавляется. А ты… что я говорю. Потемкиных больше нет, стало быть, коалиция их того и гляди рассыплется.
…и гадать нечего, что сыплется она во многом батюшкиными стараниями.
— Место за государевым плечом свободно… — Беломир выразительно замолчал.
— Не учи рыбу плавать.
— Так плавай! Ты там, мы тут, и жить будем в мире да согласии.
Отец засопел, но после подумавши, верно, что не в чинах его на глупых детей обижаться, рукой махнул да присел рядом.
— Что вообще с Потемкиными будет?
— А что с ними будет? Ничего… Алексашку вон в лечебницу отправили. Императорскую. Но прогноз такой, что навряд ли он оттуда выйдет. За остальными вины особой нет. За кем есть, тот заплатит.
— Но тихо?
— Короне не нужны скандалы.
Так всегда было и будет.
— Некроманта этого… за ним кое-что вскрылось. Так что от суда не уйдет. От казни тоже. И прочие, кто замаран… из местных тоже вот нашелся один. Признался, к слову. И в поджоге. И в эвакуации этой… и в иных делах. Надолго сядет.
Беломир кивнул. Хорошо, если так.
— Ты-то как? — спросил отец тихо.
— Нормально. Давно уже настолько нормально не было.
— Молчал почему?
— Не знаю, — это Беломир сказал вполне искренне. — Сперва… сам понять не мог, что со мною. Потом как-то не удобно было, что ли. И просто… понимал, что дурак, сам вляпался. И выбраться никак было. Так чего уж тут? Только и оставалось отойти. У тебя вон Наташка была. Прости?
— Прощу, что уж с тобой, дураком этаким еще делать.