Однажды в Лопушках
Шрифт:
Все-таки Алексашка был упрям до назойливости. Особенно когда чего-то хотел. Вот только…
– …поддался модным веяниям, в чем раскаиваешься ныне.
Если в чем Беломир и раскаивался, так это в том, что дверь не запер. И Федора отослал… надо было сказать, чтоб запер. Правда, имелись подозрения, что этакая мелочь, как запертая дверь, Потемкину не помеха. Но вдруг бы?
– Скажи, что все осознал, созрел…
– До чего?
– До женитьбы.
– Иди…
От возмущения Беломир даже сел. Нет,
– Позволь подобрать тебе невесту.
– А в морду?
– Послушай, – Алексашка заговорил тихо, доверительно, и желание дать Потемкину в морду лишь возросло. – Думаешь, ты один такой?
Не думает.
Он вырос из того возраста, когда казалось, что его, Беломира, проблемы исключительны в своей неразрешимости.
– Да треть… если не половина, как ты, то склонности подобные имеют. Но, право слово, не спешат выставить свою… скажем так, инаковость, на всеобщее обозрение. Они блюдут приличия, и общество с благосклонностью закрывает глаза на прочие недостатки.
Все так.
И все верно.
И прав Алексашка. Можно было иначе, не столь демонстративно, не шокируя старых ублюдков, которые полагали себя блюстителями морали. Да и вовсе… чего ради?
Беломир и сам не мог бы ответить.
– Так что покайся, женись, заведи детей… и не кривись. Есть разные способы… найди разумную женщину, которая согласится на твои условия. Даже спать с ней не обязательно. Сейчас медицина поможет…
– И поможет, и спасет…
– Именно. Дай деду наследников, и он будет счастлив.
– Не хочу!
– Почему?! – вот это Потемкину категорически не было понятно.
– Не знаю, – пожал плечами Беломир.
Знал.
И… это знание не для Потемкина. Оно вообще не для посторонних.
– Врать нехорошо, – губы Алексашки растянулись в улыбочке, весьма, надо сказать, мерзковатой. – Из-за братца твоего, да?
Вот ведь… может, и вправду морду набить? Но лень… до того лень, что вместо бития морды Беломир дотянулся до вишни, которую и закинул в рот. Кислая. И кажется, опять червивая. То-то Федор хвалился, что со своего сада, натуральная, магией не попорченая.
Червякам вот тоже по вкусу пришлась.
– Тяжко жить рядом со святым, особенно когда святой этот помер и доказать, что ты не хуже, не получится. Остается только доказывать, что ты гораздо, гораздо хуже…
Беломир поднял руку и сжал кулак.
Повернул влево.
Вправо.
Поглядел задумчиво на собеседника.
– Только… не знаю, говорил ли тебе папаша, что твой братец вовсе не был таким уж святым… – голос Потемкина сделался низким, рокочущим. – Таким, как тебе пытаются представить…
– Что ты…
– Правду, друг мой. Только правду… он ведь так и не признал ребенка…
–
Вот теперь Беломир окончательно решил, что морду Потемкину набьет. Когда-нибудь. Но всенепременно.
– Кто ж его знает, какого… то ли мальчика, то ли девочки… не знал? Случился у твоего чудесного братца роман… нехорошо, конечно. Он ведь такой идеальный, что просто-напросто не мог жене изменить. А уж тем более допустить появления внебрачного ребенка.
– Врешь.
– Когда я врал? – Потемкин приподнял бровь.
И то верно. Гадости он говорил частенько, но врать… Потемкин гордился, что никогда-то, ни при каких обстоятельствах не опускался до банальной лжи. Что, впрочем, нисколько не мешало ему извращать правду настолько, что та же ложь была бы честнее.
– Отец знает?
– Знает, само собой… не мог не знать. Твой братец планировал развод с женой, да после беседы с папашей от мысли этакой отказался. Оно и понятно, кому нужен скандал? Зато отправился в степи, да… душевные раны залечивать, не иначе.
– Я тебе все-таки морду набью.
– Мне-то за что? – Алексашка поднял руку. – Я лишь рассказываю о том, что узнал… случайно.
Вот в случайность Беломир нисколько не поверил.
– И… кто она?
– Штатная ведьма. Может, поэтому папаша ваш и не обрадовался. Ведьмы – они… весьма себе… своенравные. Куда такую в жены? Да после развода… Ипатьевы не простили бы обиды.
Возможно.
Все одно… не похоже это на Сашку с его кристальной честностью, с его принципами, которые бесили невероятно, ибо невозможно было уживаться вместе с человеком и его принципами. С… да вообще! Уж если бы случилось Сашке роман заводить, он бы… он…
Да не завел бы он никогда!
Ибо клятву давал. Перед алтарем. А клятва – это святое. Но Потемкин тоже врать не будет. С другой стороны, кто поручится, что ему самому правда известна?
История…
Мало ли что там на самом деле произошло. Но… своего ребенка Сашка точно бы не бросил. В этом Беломир готов был поклясться.
– А знаешь, что самое интересное? – во взгляде Алексашки мелькнула радость. – То, что твой дорогой племянничек как раз вот-вот сведет знакомство с… другим твоим племянничком.
– В смысле?
– Какой еще тут смысл быть может? В самом прямом, дорогой мой, в самом прямом… ведьма-то та после того, как братец твой её бросил, вернулась на историческую, так сказать, родину, в деревню Лопушки. Слышал?
Беломир покачал головой.
– И туда же не так давно отправился твой племянник. Якобы в экспедицию. Исследовать аномалии.
– Почему «якобы»?
С племянником Беломир знаком был, скажем так, издалека, но тот произвел впечатление толкового паренька. И наукой, сказывали, увлечен был всерьез, что наверняка злило отца.