Шрифт:
Евгений Кукаркин
Однажды в морге
Написана в 1998 г. Приключения.
Если общество делить на касты, как в Индии, то мы бы были чуть ли не в самой низшей, оказались бы между бомжами и милиционерами. Нас даже врачами назвать нельзя, мы патологоанатомы и судебно-медицинские эксперты, вернее мясники человеческой плоти.
Большой корпус прилегает к моргу, где 10 врачей, в две смены режут, пилят, изучают трупы и дают по ним заключения. Среди нас два пенсионера, три женщины, и остальные - полу молодежь, полу старики, все прекраснейшие профессионалы. В штате еще несколько санитаров, так называемых "барчуков" или "барынь", которые обычно работают с документами и родственниками умерших
– Валька, - орет мне Колька-брехун, который сегодня замещает главного, - ты заключение по шестнадцатому сделал?
– Не-а. Мне Максимыч срочно приказал посмотреть новичка.
Максимыч, это следователь, молодой парнишка, которого никто в морге не называет Михаилом Максимовичем, а зовут просто, Мишка или Максимыч. Новичок - красавец мужчина, закостенел в неестественной, выгнутой позе. Хоть пуля и пробила лоб, застряв где то в "сером веществе", заниматься мне приходиться не только головой. Кто знает, перед тем как прострелить голову, может его душили или отравили... Поэтому разрез делаю от подбородка до гениталий и пытаюсь извлечь все органы единым блоком. На голове делаю кожный разрез, поддеваю кожу и натягиваю одну половину на затылок, другую на лоб. Теперь вскрываю череп точно по кругу, как бы по "следу от фуражки". Вот оно самое непонятное в мире вещество, которое управляет нами, двигает нас на удивительные подвиги и развлечения, думает за нас и обладает самым грандиозным банком памяти. Хромированная сталь скальпеля легко вошла в серо-белую массу мозга, таким образом пытаюсь найти путь пули. Так сказать, выходного отверстия нет..., значит эта штучка застряла где то внутри. Я ее нашел, эта вращающаяся пуля, 5,45 калибра, размешала часть мозгов в кашу и застряла почти у уха. Хороший выстрел. Одно плохо, пуля деформирована так, что определить тип оружие не возможно. Зато другие органы тела в порядке, нет характерных следов ударов или повреждений. Теперь надо уложить все на место, скрепить кости, и представить красавца в последний путь, как здесь подобает всем изрезанным и изуродованным мертвецам.
– Трофим, - ору в коридор, - вывози этого.
Трофим санитар, бессовестный санитар. Старший среди "рабов", проработавший в этой лавочке больше десятка лет. Любитель воровать у мертвых хорошие шмотки или вещи, нечаянно оставленные в карманах, а по вечерам тайком выпиливать золотые зубы. Он почти всегда пьян, но работает как вол и ни разу никому из врачей не отказывал, честно выполняя наши требования. Небритая личность небрежно скидывает тело на каталку и спрашивает меня.
– Дохтур, куды его?
– Вот седьмой номерок на ноге. Гони в камеру.
– А кого привесть?
– Шестнадцатого.
– Угу.
Трофимыч налегает грудью и противный скрип каталки заполняет помещение. Я, пользуюсь перерывом, и иду в курилку. Там уже, несмотря на прохладу, полураздетый толстяк патологоанатом Гошка, дымит своей вонючей "Стрелой".
– Валька, ну мне досталась бабища, - он глубоко затягивается сигаретой, от чего огонек быстро ползет по всей ее длине, - живот вздут, я вскрыл, а там кишки толще канатов, резанул, а от туда поползло столько дерьма, на два таза. Не поверишь, умерла от того, что пережрала. Это же такая редкость.
– Поверю.
– А вони, вони то сколько.
Мы все пропитались этим специфическим трупным запахом и у меня полностью атрофировано чувство обоняния. Как еще он может реагировать на какие то другие запахи, я понять не могу. В курилку влетает Лидочка, курносая, обаятельная женщина, лет 27, уже дважды побывавшая за мужем и как она говорит, мужики сваливали с нее в первый же день, как только узнавали, чем она занимается на работе.
– Мальчики, дайте закурить,
И так всегда. У Лидочки никогда своих сигарет не было, всегда накуривалась на халяву, благо ей никто не отказывал. Я и Гошка любезно открываем и предоставляем свои пачки. Она выбирает сигарету у меня.
– Мальчики, вы не хотите зайти ко мне в комнату и посмотреть на чудо.
– Чего у тебя там опять?
– подозрительно смотрит на нее Гошка.
– Там мужик, а у него во..., - она разводит на пол метра руками.
– Отсеки и положи в спиртовую банку, - советует уже равнодушно Гошка.
– Ну тебя. Валя, - она обратилась ко мне, - там попался трудный тип. Следователь уверен, что этот... отравлен и требует найти следы наркотика или черт знает какого препарата, а я не могу разобраться, был ли там что-нибудь вообще. Уже пятую пробу химикам на анализ отдаю и ничего...
– Значит действительно ничего.
– Ты бы подошел посмотрел.
– Ладно, посмотрю.
– Сегодня вечером свободен?
– Черт его знает, может и свободен. К концу дня скажу.
В курилку заглядывает Трофимыч.
– Валентин Ваныч, это... привез.
– Хорошо, иду.
– Так зайдешь ко мне?
– кричит мне в след Лидочка.
– Через часик буду, не убирай...
Из под простыни торчит нога с биркой 16. Я сдергиваю ткань и столбенею. Красивая девушка с белыми длинными волосами лежала на столе. Сначала даже не поверил, умерла ли она, но холод тела и его твердость, подтвердили диагноз. Начинать надо с внешнего осмотра и изучаю ее тело почти по миллиметру. Последняя стадия - ноги. С трудом раскрываю рот, потом веки глаз, тщательно просматриваю волосы и кожный покров под ними. Кое какие признаки обычно уже говорят, где надо вскрывать, но для этого нужно иметь опыт. Внешний вид всегда обманчив, иногда сразу определить ничего не возможно. Теперь скальпель в руки и пошел... Начнем, как всегда, сквозным разрезом через живот... Бегло прощупываю все органы. Ого, да здесь что то есть..., какая то нелепая твердая шишка прощупывается в кишечнике.
Я рассекаю эту часть. Это вытянутый камень, чуть меньше яйца, его кромка чуть ли не у основания эллипса и от него веером расходятся неоднородные грани. Такие находки бывают очень редки. Я разглядываю камень, пытаясь резиновыми пальцами очистить его.
– Дай посмотреть.
Рядом стоит Лидка и зачарованно смотрит на него.
– Откуда ты здесь?
– Мне делать нечего. Пока того не уберут, я ничего делать не могу. Дай, посмотреть.
Я протягиваю ей камень. Она идет к раковине и моет его зубной щеткой, потом снимает резиновую перчатку и осторожно кладет на центр тонкой ладони. Камень сверкнул ослепительным огнем.
– Ух ты. Ну и красотища. Наверно алмаз. Как она его глотала?
– От страха глотала. Видно украла или спасала.
– Сама деваха то ничего, - Лидка подходит вплотную к трупу и рассматривает его.
– Все есть и форма, и рожа, судя по коже не из бедной семьи, хорошо питалась. Волосы шелковистые, ухаживала за ними, помада французская, дорогая, тушь тоже не наша, под мышками волосы нежные, не любила брить, но дезодорантом прохаживалась, зато лубок брила.
Она рукой в перчатке исследует промежность.
– Так..., не рожала, не часто занималась сексом, но мне кажется, ее перед смертью или насиловали, или она добровольно занималась любовью. Правильно я говорю?
– Правильно. Ее партнер, действительно насильник, перед тем как это сделать, ударил ее по голове, там в волосах, кровоподтек. Трудно сейчас сказать, она от этого потеряла сознание или умерла сразу, зато грубых следов захватов, как при сопротивлении нет. Сейчас я вскрою черепную коробку и посмотрю нет ли кровоизлияния в мозг. Если есть, то возможно смерть наступила от этого, а камень здесь не виноват...