Однажды в морге
Шрифт:
– Ты про что?
– Да про этих следователей, что приходили.
– Ничего. Просили подтвердить диагноз.
– А диагноз то ты поменял... Я же читал первую бумагу, а потом услышал... врожденная аномалия сосудов...
– Лучше помолчи и не говори никому о том, что ты видел.
– В чем дело, ребята?
– спрашивает Гошка.
– Колька, малость перегнул палку.
– А... Это у него бывает.
Колька обиженно фыркает.
В душевую врывается мокрая, совершенно голая Марта.
– Мальчишки, дайте мыло, я свое забыла. Господи, ну и видок у вас, будь-то бы все скисло, а у Гошки пропало...
–
Я бросаю ей свое мыло.
– А ты ничего, я думал хуже, - критически оглядываю ее.
Она грозит мне своим кулачком и выметается из комнаты.
Я уже оделся, когда в раздевалку вошла нянечка тетя Даша.
– Ребятки, сдавайте нижнее белье и халаты в стирку. Сегодня приемный день. И проверьте карманы, а то Гошка уже дважды сдавал сигареты.
– Опять руки мыть, - ворчит Колька, - что за привычку ввели чуть ли не каждый день стирать халаты.
Я сдергиваю с вешалки свой халат и бросаю ей под ноги.
– Возьмите халат, тетя Даша.
– Вот умница. Один ты у меня, Валечка, послушный.
Дома у меня бедлам. У входа сидит голодная кошка и издает мяуканье, похожее на хрипы простуженного пьяницы. Я глажу ее по головке и она первая бежит на кухню к своей пустой миске, чтобы показать, какой я негодяй. Эту тварь надо обслужить первой, иначе от ее противного вяканья голова вспухнет. Я подогреваю ей в кастрюле вареной мойвы и вываливаю рыбу в миску, чуть ли не на кошачий длинный нос, который она просунула между пальцев. Теперь займемся ее туалетом. Кошачья кювета в туалете, а вонища здесь такая... даже мой атрофированный нос получает страшную дозу отравы. Выкидываю содержимое прямо в мусоропровод, меняю песок. Кажется все. Нет не все, а что делать с найденным во внутренностях женщины камнем. Опять тщательно промываю его в воде и протираю щеточкой. Ну и камешек, он даже переливается от света этой темной лампочки. Куда его сунуть? И я ничего лучшего не придумал, как липкой лентой прикрепить его к сучку ствола лимонного дерева, удачно расположенного у окна, и прикрыл все листьями. Вот теперь можно подумать о себе. Скидываю с себя рубашку и брюки и начинаю готовить себе еду. Банка консервированного супа, банка фасоли и банка компота, вот мой обед, правда, кое что все равно достается обожравшейся кошке, обожавшей по мимо мойвы, любые консервы. Наш послеобеденный раунд на диване. Я смотрю телевизор, а кошка, вытянувшись, лежит под боком, иногда открывая один глаз для обозрения программы.
Звонок в дверь заставил подпрыгнуть нас обоих. Я открываю дверь и вижу Лидку, в стильной юбчонке и кофте.
– Валька, я готова.
А вот я нет. В трусах и майке,
– Лидочка, я сейчас. Ты заходи. Извини, я еще не одет.
– Ничего, ты очень прелестно выглядишь.
Моя домашняя тварь стоит в дверях гостиной и укоризненно смотрит на Лидку.
– Пошла вон, гости пришли, а ты..., - цыкаю на нее
Кошка нехотя идет в спальню.
– Она меня не любит, - замечает Лидка.
– Кто же тебя такую сексуально озабоченную полюбит...
Острый кулачек попал мне точно между ребер, я подпрыгнул.
– Поосторожней, больно же, а то при вскрытии обнаружат, что меня перед изнасилованием, сначала избили.
Опять удар по ребрам.
– Не возись, пошли, чего с тебя взять то...
Я быстро одеваю рубаху и брюки.
– Готов.
Кафе "Рассвет" не соответствовало
– Мне здесь нравиться, - говорит Лида, - нет бешенных ударников, визжащей музыки, тихо и спокойно.
Словно в ответ, дверь в зал с грохотом открывается и появляется несколько фигур, громко переговаривающихся.
– Вот сюда. Я это место знаю, - громко говорит парень.
– Это то, что нам нужно, - подтверждает другой.
Две женщины из их компании, непрерывно хихикают, и подталкиваемые партнерами, садятся за соседний столик.
– Я сейчас, - могучая фигура идет к стойке бара.
– Покой нам только сниться, - тихо говорю я Лиде.
– Спокойно. Хотела тебе сказать, что ты оказался прав, я действительно нашла у того типа в гортани полу растворившиеся таблетки...
– Слушай, Лида, давай без этого, к черту эту работу, мы с тобой расслабляемся.
– Как хочешь. Я тебя просто отвлекала от тех... полураздетых...
Парень возвращается с подносом на котором несколько бутылок, стопка стаканов и четыре тощих салата.
– Мальчики, девочки, наваливаемся. Выпьем первый тост, за упокой души Перфильевой Надьки, хорошая была баба.
У чуть не подавился. Они что, все сговорились. В полумраке не могу увидеть их лица.
– Ты так говоришь, будь то близко ее знал...,- хмыкает женский голос.
– Валя, а куда мы потом?
– спрашивает меня тем временем Лидка.
– Тихо. Прошу тебя тихо, - шепотом говорю ей.
– Знать не знал, а вот то, что она натянула нос Жорке и правильно сделала, это я на ее стороне.
Они выпивают, небрежно закусывают и быстро наполняют второй раз стаканы.
– Неужели от этого... как его... от врожденных... трудно даже сказать... больных сосудов умирают?
– спрашивает одна из женщин.
– Я не знаю, но может быть, если бы рядом была больница, то Надьку можно было бы спасти, но ее нашли на даче, почти день с лишним пролежала, никого рядом не было.
– Каково папаше, жена давно умерла, оставила двух дочерей, теперь одной не стало...
– Все наследство к ней..., - комментирует другой парень.
– Выпьем за наших женщин. Нельзя за столом пропустить такой тост.
Они опять выпивают.
– Это они о ком?
– шепотом спрашивает меня Лидка.
– Потом..., тихо.
Но потом было не интересно, разговор переключился на похождения одного из мужиков, который не без гордости рассказывал, о том как он обхаживал балерин Большого театра.
– Сваливаем от сюда, - предлагаю Лидке.
– Ой, как хорошо. Поехали ко мне, а то у тебя кот ревнивый.
– Кошка.
– Все равно.
Вообще то я Лидку побаиваюсь, у нее есть садистская черта. Она даже любовью насладиться как следует не может. После нее остаешься весь в крови, спина разодрана ногтями, грудь искусана. Да что там - прокусана..., она даже после йодной обработки, будет болеть месяц. От ее диких поцелуев, губы распухнут и кровоточат. А попробуй откажи..., с ее характером то, хватанет еще ножом чего-нибудь, как у того мужика в морге. Весь изодранный, я не выдерживаю второго раунда и даже не помывшись в ее ванной, несусь домой к своей ревнивой кошке, залечивать раны.