Однажды в Париже
Шрифт:
— Меня туда просто не приглашают, святой отец.
Анри вздохнул. Если бы он бывал в Лувре и встречался с Катрин там, а не в гостиной госпожи де Мортмар, может, встречи были бы чаще и девушка проявила бы к нему интерес… Но поздно было вздыхать, Катрин сделала выбор и предпочла другого.
— В Лувре сейчас весело, — серьезно сказал капуцин. — Его величество заканчивает постановку «Мерлезонского балета». Придворные, которые не заняты в балете, так и рвутся посмотреть последние репетиции. Говорят, его величество сочинил отличную музыку…
— Я не разбираюсь в музыке, святой отец.
— А я лишь немного понимаю в церковной музыке, но не в танцевальной. Между тем у нас в Пале-Кардиналь репетируют «Тюильрийскую комедию». Боже мой, чем мы все заняты!.. Его величество сочиняет балеты, его преосвященство — комедии! Как будто впереди — райское блаженство, а не война с Испанией! Знаете, господин де Голль, порой мне кажется, что я — единственный в Париже, кто о ней думает…
Анри не знал, что ответить. Разговор неожиданно приобрел очень скользкий характер. Речь пошла о предметах, которых не следовало знать простому гвардейцу. Отец Жозеф был опасным собеседником. Об этом де Голля не раз предупреждали. Похоже, именно сейчас с капуцином и не следовало соглашаться.
— Его преосвященство любит изящные искусства, — осторожно сказал Анри. — А если театральные дела радуют его преосвященство, значит, и от них есть польза.
— От них одна трата денег! — брюзгливо отмахнулся «серый кардинал».
— Я не могу об этом судить, святой отец. Мы, гвардейцы, получаем жалованье вовремя, чего не скажешь о королевских мушкетерах. Другие траты его преосвященства меня не касаются.
— Да, это верно. Жаль, что все мы разделились на роялистов и кардиналистов. Если бы не это, вы могли бы поискать свою пропажу в Лувре. Может, имеется дама, которая могла бы вас туда позвать? Визит к даме — как раз то, против чего даже де Гонди не нашел бы что возразить.
— Нет, святой отец, увы… — искренне расстроился Анри.
Капуцин пристально посмотрел на него.
— А мне кажется, кто-то есть.
— Я хотел бы… Впрочем, поздно, святой отец. Ничего у меня не получилось. Какие будут распоряжения?
— Продолжайте поиски, господин де Голль. Мои люди узнают, с кем из знатных особ был в последнее время замечен наш аббат, и я пришлю вам список. Будете их отлавливать поодиночке. А любезного аббата мы постараемся раздобыть сами. Впрочем, если он вам попадется, вы знаете, что делать.
— Боюсь, что теперь он удрал из Парижа. Очень уж перепугался.
— А может, он прячется у того господина из «Шустрого кролика»?.. — хитро прищурился капуцин. — Но не может же он скрываться до скончания века. Он — аббат светский, без внимания дам просто зачахнет. Одно хорошо, что я знаю, на какого зверя спускать моих псов. Да хранит вас Господь, сын мой!
— Благодарю, святой отец! — поспешил откланяться вспотевший от волнения де Голль.
Из Пале-Кардиналь он прямиком отправился к леди Карлайл.
Люси, вернувшись домой, ждала так называемого мистера Смита и очень надеялась на приход де Голля. После встречи с мадам де Комбале англичанка пребывала в сильном недоумении. Она все еще не понимала, как можно воспользоваться таким многообещающим знакомством.
Мари-Мадлен открыто сказала, что старается не бывать при дворе. Король и королева ее недолюбливают, и если без кардинала Людовику обойтись невозможно, то без кардинальской племянницы — вполне.
— Я просила его преосвященство отпустить меня в монастырь, — рассказывала Мари-Мадлен, — но он решил иначе. И что я могла поделать? Ведь я так к нему привязана!..
— Я слыхала, что его преосвященство советуется с вами, — осторожно заметила Люси.
— Ах, это бывает очень редко! И только по вопросам милосердия. Я ведь занимаюсь благотворительностью — это мое истинное призвание! Господь не дал мне детей, что бы ни говорил весь Париж. Подумайте сами, леди Карлайл, если бы у меня родился ребенок, разве я смогла бы расстаться с ним? Я бы скорей взяла дитя и уехала домой, в Гленэ, в наш старый замок. Я надеялась, что дети будут у моего брата Франсуа. И его преосвященство тоже на это надеялся. Но уже девять лет, как его обвенчали с мадемуазель де Гемадок, а детей нет и нет!..
— Да, это весьма печально!.. — согласилась Люси.
К концу беседы она поняла, что эта кроткая женщина может служить разве что источником сведений, но разбить союз короля и кардинала не сумеет. И даже не попытается, потому что это пойдет во вред Ришелье. Она просто не поймет, чего от нее добиваются. И даже большие деньги окажутся бессильны. Впрочем, сведения — тоже великое дело, и Люси пообещала помогать Мари-Мадлен в ее благотворительных начинаниях.
— Даже если я дам сто экю на приданое какой-нибудь сиротке, лорд Элфинстоун не обеднеет, — заявила она верной Уильямс. — А мне уже пора сделать что-нибудь такое, что добрый Господь принял бы в зачет моих грехов — прошлых и будущих!
— Этот недомерок опять крутится возле дома, — сообщила кормилица. — Надо бы как-то от него избавиться…
— Это я и имела в виду!..
Пять минут спустя появился Анри. Был он мрачен, и Люси сразу пустила в ход испытанное средство — горячий шоколад.
— Что вас так расстроило, мой друг? — участливо спросила она.
— Я не справляюсь с заданием, — буркнул де Голль.
— С каким еще заданием?
— С тем, ради которого вы меня вывозите в свет.
— Ах, да, понятно!.. Но у вас ведь есть и другая причина для плохого настроения? — Люси сказала это наугад, но де Голль посмотрел на нее с удивлением.
— Неужели так заметно?!
— Боюсь, что да, мой друг, — заворковала англичанка, посылая ему грустную улыбку. — И у меня есть своя причина для тревоги. Я ведь появилась в Париже не только ради веселья и хождения по салонам. Я бросила мужа, господин де Голль, я просто-напросто сбежала от него! Я больше не могла с ним быть… Я боялась за свою жизнь!
— Но почему?!
— Граф безумно ревнив. Я — светская женщина, господин лейтенант, я не могу прятаться от людей. Я не могу сидеть в углу гостиной, как статуя, я не могу одеваться, как его матушка, и вести себя, как монахиня!