Однажды я встретила волка
Шрифт:
– Не очень поняла… – призналась волчица и виновато прижала уши.
Лик вздохнул и ненадолго замолк, подбирая слова.
– Мы, зверолюды, отличаемся от вас меньше, чем вы можете себе представить. Каждый из нас и человек, и зверь – и в то же время никто из них. Мы живем, как люди, общинами, или стаями, как животные. Мы ближе к истинной природе вещей. Благодаря древним богам в нас живы инстинкты, которые в вас давно затухли и уснули. Инстинкты имеют свою волю, они порождают желания, в которых многие люди не могут признаться даже себе. Можно сказать, у инстинктов есть свой голос. Этот голос мы и называем Зверем.
– Это не какая-то самостоятельная сущность, не вторая душа, –
– Но ведь на многое из этого способны и люди…
– Зришь в корень! – обрадовался Тир. – Зверь есть в каждом. Ты ведь слышала легенду о создании нашего мира? Когда-то давно древние боги сотворили четыре стихии и в каждую вложили частичку себя. Каждое живое существо носит в себе эти стихии, а вместе с ними – частички самих богов. Они проявляют себя по-разному: у кого-то дремлют, в ком-то живут в виде внутреннего голоса, а кому-то позволяют творить нечто на грани человеческих возможностей: магию или, к примеру, перевоплощения. Обычно люди не знают о частичках, так как в них они дремлют. Но если просыпаются, рождаются маги. Маги называют их началами. Со Зверем что-то похожее. Говорят, что люди произошли от животных, а потому в них осталась часть их сущности – инстинкты. Нам, зверолюдам, она позволяет принимать другой облик: волчий, вороний или какой-то еще. Наверное, когда тебя укусил Лик, произошло именно это – твой внутренний Зверь проснулся.
– То есть, Зверь всегда был во мне… – Мита наморщила нос. – И поэтому я не смогу теперь от него избавиться? И всегда буду… такой?
– Теперь ты стала похожей на нас, – пробурчал Лик и снова вырвался вперед.
Мита не пыталась вновь поравняться с волком, и его это устроило. Мысль о том, что люди могут стать одними из них, сбивала Лика с толку. Объяснение Тира звучало как бред, но правдоподобный. Может, пробудить звериные инстинкты в человеке не так просто, но что, если древние боги приложили руку к судьбе знахарки? Получается, это шутка Всевидящей? Невеселая, однако.
Сегодня Лик помог ей, научил пользоваться новым телом, указал, как видеть, слышать и ощущать все, что происходит вокруг. Но что делать дальше, не представлял. Мысль о том, что Миту, возможно, придется показать клану, до сих пор вызывала в нем смятение и даже страх. Он не знал, как отреагируют на нее сородичи. Тайра уже взбесилась, но Лик хотя бы был уверен в том, что сестра поддержит его, какое бы решение он ни принял. А как поведут себя те, кто давно жаждет войны с людьми? Как все это воспримет отец, когда вернется?
Лик даже зарычал себе под нос. Поход одной девчушки в лес повлек за собой столько проблем.
Оставлять все как есть тоже было нельзя. Рано или поздно правда всплывет наружу. Среди людей девушке не будет житья, а среди волколюдов…
– Получается, – прервал его мысли тихий голос Миты, – с людьми в деревне происходило то же самое?
Лик на мгновение зажмурился, чтобы вспомнить, о чем они говорили. Его опередил Тир.
– Если я правильно помню, раненные волколюдами люди сходили с ума. Скорее всего, в них тоже просыпался Зверь. Другое дело, что принять этого они не смогли, вот и отошли к Изначальному. – Ворон навис над Митой, зацепился когтями за ее холку и посмотрел сверху вниз. – Запомни и заруби себе на носу: ты и Зверь – одно целое. Его желания – это твои желания. Его чувства – твои чувства. Вы едите одну еду, спите в одной кровати, используете одну голову на двоих. Прими его как часть себя. Если начнешь разделять – возненавидишь саму себя и сойдешь с ума, как твои соплеменники.
Мита испуганно вытаращила глаза и кивнула. Тир остался доволен и вновь поднялся в воздух.
– Значит, если бы они приняли Зверя, тоже стали бы волколюдами? – тихо спросила она.
– Понятия не имею, – отозвался Лик. – Раньше такого не случалось.
– А вороны тоже так могут – будить Зверя? – Страх сменился любопытством, и теперь Мита забрасывала их вопросами. – В смысле, вранолюды.
Тир задумался.
– Не уверен, – отозвался он. – У нас с людьми немного другие отношения. Мы вполне себе перевариваем друг друга. Даже если случайно раним человека, с ним ничего не случится. Это какая-то местная волчья напасть, – он закаркал, изображая смех. – Может, Всевидящая вам подсунула такое испытание, а, Лик?
– Даже если так, Всевидящая нам об этом не доложила, – буркнул волк. – Хватит уже болтать, а то до утра не управимся. Тебе еще, – он кивнул Мите, – в деревню возвращаться.
– Откуда у вас только сил? – заскулила она.
– Приноровишься – научишься бегать так, чтобы сберегать их. А пока – нам же лучше. Быстрее устанешь – быстрее сможешь вернуть себе человеческий облик.
***
Над восточной кромкой леса небо начинало светлеть. По ощущениям Лика, на равнине они пробыли не один час. Мита заметно устала, пытаясь поспеть за волком, который уверенно бежал впереди и прокладывал путь в высокой траве. Она замедлилась и теперь разглядывала окружающий ее мир с любопытством младенца. Лик мог ее понять: все привычное теперь воспринималось иначе, многое из того, чего она никогда не замечала, теперь вышло на первый план. Когда он сам достиг осознанного возраста, на первых порах не переставал удивляться, как сильно отличается волчий мир от того, что предстает перед глазами человека. Но он сам познавал эти миры постепенно. На нее же все свалилось одной большой грудой открытий.
Возможно, Тир прав, и от такого вполне можно сойти с ума.
Когда у Миты совсем не осталось сил, она улеглась на землю и уронила морду на лапы. Лик для надежности сделал небольшой круг, проверяя, что посторонних не появилось – мало ли кому из клана взбредет в голову нарушить правила и пробраться на равнину, – а потом вернулся к травнице.
– У нее уже глаза слипаются, – заметил Тир. Он опустился другу на загривок и теперь наблюдал за волчицей. – Как ты хочешь заставить ее обернуться?
– Если она захочет, обернется. Слышишь, Митьяна?
От его голоса она нехотя приоткрыла глаза.
– Я не понимаю, как.
– Сейчас тебе достаточно одного желания. Представь, что твое тело меняется и становится человеческим.
– Представить?..
Мита наморщила нос и затихла. Лик почувствовал, что когти Тира вцепились ему в загривок.
– Ты чего разнервничался? – шикнул он на ворона.
– Ничего, – отозвался он ровно. – За девочку переживаю – безболезненно ведь все равно не выйдет…
Мита громко охнула и скорчилась на земле.
– А по-другому никак? – жалобно отозвалась она.
– Никак, – отрезал Лик. – Если хочешь обратиться, придется потерпеть.
Травница потрясла головой и зажмурилась, а затем съежилась. Из ее глотки вырвался сдавленный стон. Тир прикрыл глаза крылом, а вот Лик наблюдал за превращением со всем вниманием: голова ее стала меньше, а волосы отросли до самых ягодиц; пальцы удлиннились и теперь цеплялись за землю, шерсть постепенно исчезла, словно втянулась под кожу, обнажая руки, ноги и спину. Когда вместо серой волчицы на земле оказалось хрупкое девичье тело, Лик невольно выдохнул и спихнул Тира с плеча. Ворон обиженно каркнул.