Одноклассники бывшими не бывают
Шрифт:
— Чума-а-а-а-а… — восхищенно заявило новое оригинальное поколение с уникальным художественным вкусом. Чую, надо было его не по магазинам таскать, а по музеям. — Охрененно… Это ты делаешь?
— Я… — призналась, испытывая смешанные чувства.
Матвей с каким-то совершенно обалделым видом рассматривал несколько готовых колец, браслет и серьги, от которых даже мне становилось не по себе.
— Это полный крышеснос… — он замер, склонившись над столом и стараясь даже не дышать. — А можно?..
— Что? — не поняла я.
— Я
— Зачем?
Что за извращенные желания в столь юном создании?
Матвей смутился окончательно, крутнулся на кресле, только что ножкой не повозил в пыли. Буркнул:
— У меня есть одна… знакомая. Она терпеть не может всяких розовых котиков и прочее, что девочкам положено. Ходит в черном, губы красит фиолетовым, а волосы красным… Ну такая, необычная.
Я покосилась на его синюю шевелюру, теперь гораздо лучше понимая истоки просьбы о новогоднем подарке. Не стала комментировать — Матвей и так покраснел и съежился под моим взглядом.
— Думаешь, ей понравится?
— Конечно! — он подскочил так, что бедное кресло аж взвыло. — Эти штуки как будто появились из глубин ада! Она оценит!
Именно глубины ада меня и смущали. Но раз так…
— Забирай.
— Сколько стоит? — Матвей полез выгребать смятые купюры из карманов джинсов.
— Ну, Моть… — укоризненно сказала я.
— Ну, Рит! — в тон мне отозвался он. — Так надо!
— Ну, раз надо… — я назвала сумму наугад, примерно прикинув, чтобы его налички хватило. — Погоди, дай упакую. Не из карманов же будешь выгребать.
Пока я искала черные коробочки для украшений — я помнила, у меня еще оставались такие, Матвей успешно справился со смущением и решил в качестве благодарности меня добить:
— Я не договорил!
— О боже…
Я знала, что за эти украшения мне еще придется пострадать.
— Сейчас мы все по отдельности. А если бы ты родила мне сестру, мы бы стали семьей. И папа не маялся бы фигней, и ты имела бы право меня воспитывать. Или разрешать всякую хрень. Он бы поорал, конечно, но вы бы все равно помирились.
— Ох, Моть… — я уложила свои исчадия преисподней в черные бархатные гробики для суровой подружки Матвея и вручила ему весь набор в аккуратном картонном пакетике. — Первый раз такое вижу. Ты вообще-то должен ревновать папу к новым детям, ты в курсе? Может, тебе книжку по подростковой психологии подарить?
— У меня есть, я все читал! — с довольным видом заявил он. — И выяснил, что наша психологичка в школе — дура!
Вспомнив его молодую и красивую психологичку, я мысленно с этим согласилась. Но вслух заметила тактично:
— Не все психологи одинаково полезны.
— Это точно! Ну так что — родишь мне сестру? — сощурил он наглые глаза.
Я с ужасом поняла, что это очередная серия их семейного упрямства. Окей, как мне теперь из этого выбраться?
Неловкий момент прервал очередной звонок в дверь.
Момент стал еще более неловким,
*********
Первым делом Илья взглядом нашел за моей спиной Матвея, и жесткое выражение на его лице чуть смягчилось. А потом вскинул глаза на меня.
— Рит… — он печально покачал головой. — Ты не поверишь, но я…
— Ага-а-а-а-а! — завопил Мотька, обрывая его исповедь. — Так ты мне врал! Я знал, я знал, что у меня в телефоне следилка есть!
— Нужна она мне больно, — огрызнулся Илья. — Я вообще не за тобой, я к Рите. Но раз уж ты здесь — марш в машину.
— Но я…
— Быстро!
— Понял.
Матвей испарился со сверхсветовой скоростью, оставляя нас наедине.
Я уже поняла, что шансов избежать этого разговора никаких, поэтому махнула рукой в сторону кухни. Там даже чайник еще не успел остыть. Я кинула по пакетику успокоительного сбора в две чашки. Нас, конечно, травки уже не спасут, но зато потом буду говорить, что сделала все, что могла.
Илья поболтал пакетик за веревочку, глядя как тот окрашивает кипяток в желтовато-зеленый цвет, подождал, пока я поставлю на стол вторую чашку и поймал меня за руки, притягивая к себе.
Тихо сказал, глядя снизу вверх:
— Рит, я дурак. Ты была права.
Я замерла, наслаждаясь тем, как нежно его большие пальцы поглаживают самую серединку моих ладоней. Трепетно, осторожно, едва касаясь. И эта трогательная ласка вдруг что-то сдвинула внутри. Вместо того, чтобы холодно согласиться с этим определением и пойти пить свой чай, я вдруг всхлипнула и пожаловалась ему:
— Я ведь делала ровно то, что ты хотел. Была с тобой, с ним. Вместе.
— Знаю… — Илья коснулся губами моих ладоней. — Я же говорю — дурак, дурак, ревнивый твердолобый дурак. Что мне еще сказать, Рит?
Я беспомощно пожала плечами. Слезы были слишком близко, чтобы рисковать что-то отвечать вслух. Илья шумно выдохнул, обнял меня и усадил на колени. Осторожно, словно ожидая возражений, коснулся губами губ. Я прикрыла глаза, пережидая головокружение. Эти нежные касания чувствовались острее любых страстных объятий. В них он был самим собой — тем, кого я помнила и кого любила. Внимательным, умным, искренним.
— Скажи знаешь, что… Почему тебя так бесило, что мы с Матвеем спелись, — попросила я, не открывая глаз. — Я была так рада, что с ним так легко, что он такой славный…
— Я же говорил тебе, что он похож на меня. Минимум наполовину, — Илья боднул меня лбом и снова легко коснулся губ, обозначая поцелуй. — В этом и проблема.
— В том, что похож?
— В том, что он практически я. Второй шанс прожить жизнь — на этот раз без ошибок, без препятствий, ненужных сражений и кривых дорожек к правильным решениям. Наверное, так бывает у всех родителей. Хочется сделать жизнь ребенка легче, лучше, проще. Чтобы он получил все то, что не получил ты сам.