Одноклассники smerti
Шрифт:
— Дуры?! – Голос Людмилы гневно зазвенел, и она неожиданно кинулась в атаку: — А не слишком ли это мягко? Дуры — они подлости от отсутствия мозгов творят. Но уж вы-то, все трое, прекрасно знали, чем меня уколоть! И били в самое больное!! Умело били! Чтоб окончательно уничтожить!..
«Шизанутая, — вновь мелькнуло у Нади. — Можно подумать, у нас других дел не было — только твои больные места искать!»
Но ненормальность Сладковой как раз работала на версию Полуянова, поэтому оставалось только подыгрывать. И Надя тихо закончила:
— В общем,
Полуянов — он, разумеется, присутствовал при разговоре — сделал страшные глаза. Степка Ивасюхин неодобрительно покачал головой. А Надя снисходительно улыбнулась. Все-таки мужчины, даже самые умные, ничегошеньки не смыслят в женской психологии. Да разве Сладкова откажется? Просто счастлива будет явиться в больницу в очередном дорогущем балахоне, на очередном понтовом автомобиле. И поторжествовать над униженной, распластанной на больничной койке обидчицей.
И Надежда, разумеется, не ошиблась. Потому что Людмила протянула:
— Ну не зна-аю… У меня, вообще-то, сейчас дел выше крыши… Если только совсем вечером, после салона…
— Приезжай в любое время, — твердо сказала Надя. — Официальные посещения до семи, а если позже — то охраннику стольник.
— Баксов? — ернически поинтересовалась Сладкова. — Или евро?
Надя внутренне закипела. Тоже мне — королева. Наследница! В школу, помнится, в штопаных колготках ходила. И в сапожках со стесанными каблуками. А теперь валютный стольник для нее не деньги.
— Впрочем, мой водитель разберется, — небрежно бросила задавака. И милостиво добавила: — Ладно, жди. Может быть, вечером загляну. Диктуй адрес…
Надя рассказала, как доехать. Нажала на «отбой». Устало откинулась на подушки. И укоризненно обратилась к мужчинам:
— Ф-фу, никаких сил! Неужели других способов не было?!
— Да не подберешься к ней иначе никак! Не дверь же ломать! — вздохнул Степан.
— Сам бы и выманивал, — буркнула Надежда.
— Мне бы она не поверила… — откликнулся тот. — Она ж, зараза, подозрительная! И понимает, что я извиняться перед ней точно не буду.
А Полуянов ласково улыбнулся Наде:
— Молодец, Надюшка! Поговорила просто блестяще!
— А я все блестяще делаю, — ворчливо откликнулась Митрофанова. — В отличие от некоторых.
— Ну, за меня не волнуйся, — усмехнулся Дима.
Но Надя не сдавалась:
— А если Людка действительно ночью явится? Тогда весь ваш план насмарку!
— Разберемся, — заверил Полуянов.
Уверенности в его голосе хватило бы на десятерых, однако Надя — не зря делит с ним квартиру, постель и щербатый кухонный столик — поняла, что Дима вовсе не уверен в успехе.
Она тоскливо подумала: «Может, умнее будет в милицию позвонить? И пусть они разбираются?.. Убийство и два покушения — это ведь не шутки… Обязаны меры принять».
Но что прикажете ментам говорить? Мы нашли преступницу?! Разве у ребят есть хоть одно доказательство вины Сладковой? А подозрения, психологию да обиды десятилетней давности — это уж точно к делу не пришьешь.
Да и в новый спор с мужчинами Наде ввязываться не хотелось. Попробуй усомнись в их плане…
И Надя беспечно подумала: «Авось все получится. Ну а если Димка попадется — значит, сам виноват».
Дима
Надя тщательно скрывала свой скепсис, но журналист не вчера родился. Понял: подруга не сомневается, что их план провалится. Вот она, бабья суть. Ничего дельного придумать не могут, зато критиковать — всегда первые.
Правда, Дима и сам давал не больше десяти процентов на то, что ему повезет. Нужно ли ради столь призрачных шансов рисковать? Не подвергает ли он лишней опасности верную Надьку? И не подведет ли Степан — неудачник, человек явно слабый? Да и самому идти под статью — а то, что они задумали, явно тянуло на пару лет общего режима — совсем не хотелось.
Однако иных идей в голову все равно не приходило.
И потому этот горячий летний вечер Дима проводил в больничном парке. Под окнами Надиной палаты, располагавшейся на втором этаже. Сама Надежда оставалась в кровати. А Степан коротал время на стуле подле ее ложа. Когда появится Сладкова, ему предстоит переместиться в узкий, как пенал, одежный шкафчик, из которого хозяйственная Надюха еще днем заботливо выгребла чью-то старую обувь и немалые залежи пыли.
Полуянов предпочел бы остаться с подругой. Лично бы отвечал за ее безопасность. Но его ждала ответственная миссия, поэтому и пришлось отдать Надьку в руки бывшего одноклассника. К тому же Степан — хотя и дожил до двадцати семи лет — водить машину не выучился.
«…Самый, конечно, будет прикол, если эта Сладкова просто не явится, — в очередной раз мелькнуло у журналиста. — Она ведь ничего Надьке не обещала!»
И в этот момент на сумрачной больничной аллее показался белый, вызывающе длинный лимузин. Явно тот самый, что произвел фурор на недавней встрече выпускников. С ума сойти: въехал прямо на территорию больницы, куда одни «Скорые» пускают! Дамочка шикует. Если охранники с пеших посетителей по стольнику берут, страшно подумать, сколько они содрали за въезд, да еще в неприсутственное время, да на столь роскошной машине.
Дима быстро нажал на автодозвон Надькиного номера. Когда она ответила, выдохнул в трубку:
— Похоже, Людка. Сейчас проверю.
Нажал на «отбой» и беспечной походкой направился ко входу в больничный корпус.
Сладкову он прежде не встречал и фотографий ее не видел — той даже на школьной выпускной карточке не оказалось, — но, будем надеяться, Надя со Степой описали ее объективно.
…И, судя по яркому, кричаще дорогому оперению, а также по надменному и слегка растерянному взгляду (сколько раз он встречал такие у новоявленных богачей!), в больницу действительно пожаловала та птичка, какую они и ждали.