Odnoklassniki.ru. Неотправленные письма другу. Книга вторая
Шрифт:
А назавтра я не узнал тебя. Ты в одну ночь состарилась лет на сорок. Твоя мама выглядела моложе. Так распорядилась природа. И мы, обнявшись, плакали, потому что она тоже не верила, что это ты…
Безжалостная судьба, как увядшую бесплодную ветку, навсегда срезала тебя с дерева жизни, так и не дав возможности возродиться в своих потомках.
Но ты была и осталась для меня самым ярким цветком на этом дереве жизни. И я счастлив, что хоть так недолго, но был рядом с тобой на одной его ветке, и видел это твое цветение, мой единственный и неповторимый цветочек…
Через
Во сне я снова мучительно долго поднимался по бесконечным лестницам молниеотвода. А потом снова видел озорную улыбку Людочки.
– Ну и зачем ты сюда забрался? – допытывалась двенадцатилетняя Людочка, – Ты думаешь, стал царем горы? А вот если я сейчас, как тогда на горке, столкну тебя отсюда?
– Я не боюсь. Будем падать вместе. А потом будем лежать рядом, и смотреть друг на друга. А Ирка с Талкой будут нам кричать: «Жених и невеста».
– Нет, Толик. Я уже упала. Я даже столкнуть тебя не смогу, – отвечала мгновенно повзрослевшая лет на восемь Людочка, – Если хочешь быть рядом со мной, ты должен прыгнуть сам.
– Я же разобьюсь.
– А как иначе ты сможешь попасть ко мне? Разве не для этого ты сюда забрался?
– Не знаю, Людочка… Прыгнуть в бездну даже с парашютом трудно. Я знаю состояние перед прыжком. Знаю ощущения падения. Без парашюта – все то же. Только чуть больше страха… А что потом? Ты знаешь… Ничего, пустота… И отец мне говорил: «В бою страшно живым. Убитым уже ничего не страшно»… Знаешь, Людочка, жить с болью в душе тяжелее, чем сразу умереть… И я живу, не показывая свою боль никому… Это еще ужаснее, чем прыжок в никуда… Только вот, зачем живу?.. Что бы ни сделал в жизни, мне это не интересно. Потому что ты никогда об этом не узнаешь. Не будешь гордиться мной. Мне так плохо без тебя… И если ты зовешь – я лечу к тебе, любовь моя!
Не раздумывая, выпрямился во весь рост и, как когда-то от борта самолета, резко оттолкнулся от опоры. Земля стремительно ринулась навстречу. Почти сразу раздался характерный хлопок раскрывающегося парашюта.
– Теперь я не сомневаюсь… Ты любишь меня… И я снова спасла тебя, – непонятно откуда донесся затихающий голос Людочки.
– Зачем?!! Зачем?!! – закричал в отчаянии…
Я проснулся, сердце стучало, как будильник. В комнате было душно, часы показывали пять часов. Часа через два можно и на ужин. Спать больше не хотелось.
Людочка, Людочка… Ты не отпускаешь от себя и не принимаешь к себе мою несчастную душу. И я ничего не могу изменить ни в себе, ни вокруг себя.
Я уже дважды простился с тобой навсегда, любимая. В первый раз это было в моих стихах. Все пять лет нашей разлуки, только в них я говорил с тобой о нашей первой
Понимал ли тогда, что такое навсегда? Вряд ли. Потому что, несмотря ни на что, всегда теплилась надежда. И рождались стихи, полные оптимизма и этой самой надежды. Надежда не покидала даже в моменты, казалось бы, полного отчаяния…
Тебе достаточно было прочесть мои стихи, чтобы понять, как ты ошибалась все эти долгие годы. Я счастлив, что ты все-таки прочла те стихи о нашей первой любви. Они спасли любовь, сделав ее бессмертной.
А потом я простился с тобой навсегда во второй раз, именно в тот момент, когда мы оба устремились друг к другу всеми силами наших любящих сердец. Когда мы, наконец, объяснились, и ты стала моей невестой – ты вдруг покинула этот мир.
И нет меры моему горю и отчаянию от осознания, что в этот раз я действительно потерял тебя навсегда.
Тебя больше нет, моя невеста, и никогда больше не будет. Это бесповоротно. Это навсегда. И это страшно, потому что нет больше надежды.
А я обречен судьбой, любить тебя и страдать без тебя всю мою жизнь…
Я лежал с открытыми глазами и вспоминал наши детские и юношеские годы. И на душе становилось светлее. Душа постепенно успокаивалась. Потому что мыслями погружался в то время, когда, несмотря ни на что, нам в нем было так уютно и так хорошо, как никогда потом.
Рядом с Людочкой я всегда чувствовал себя спокойно и уверенно. Казалось, она придавала мне силы. Она была светлым человечком. Я никогда не слышал, чтобы она кого-нибудь обидела, или с кем-нибудь ссорилась. Правда, в наши детские годы ссориться было почти не с кем. Нас, детей, было не так уж много. Тем не менее, все было, как у всех.
С первых дней нашего знакомства, рядом с Людочкой я почувствовал себя мужчиной. Мне хотелось заботиться о ней, опекать ее, защищать, если требуется. Она была маленькой и хрупкой, и всегда казалась такой беззащитной. Она была неважно одета и все время хотела есть. Сначала я следил, чтобы она не была голодной. Кроме традиционного хлеба с подсолнечным маслом, мне иногда удавалось покормить ее супом, или жареной картошкой у нас дома. У нее не было никаких игрушек. И вскоре часть моих игрушек – тех самых, из немецкого лагеря, перекочевала к ней. Людочка была счастлива.
Постепенно жизнь ее маленькой семьи налаживалась. Проблема хронической нехватки еды отпала. И когда наши мамы разрешили нам гулять не только под окнами их комнаты, но и в ближайших дворах, у нас с Людочкой появилась «работа». А вышло это так. Моя мама иногда давала нам с братом деньги, чтобы мы могли самостоятельно купить по стаканчику газированной воды с сиропом. Вода продавалась в киоске, куда можно было попасть, пройдя через большой двор, соседствующий с нашим. Тогда нам это путешествие казалось таким значительным, словно мы посетили соседний город.