Однокурсники
Шрифт:
— Скажите мне, господин госсекретарь, — весело произнес он, — когда вас утвердят, вы еще будете со мной разговаривать?
От волнения у Джорджа перехватило дыхание.
— Что тебе известно, Генри? — тут же спросил он.
— Только то, что пишут в газетах. Не забудь упомянуть обо мне, когда будешь выступать с речью, ладно?
В 23.50 снова раздался телефонный звонок.
— Вот оно, — сказал Джордж Кэти, подходя к телефону, затем сделал глубокий вдох и поднял трубку. — Да?
— Джордж?
Это был Каспар Вайнбергер, министр обороны — и гарвардец выпуска 1938 года. Хорошая примета.
— Привет, Кэп, — еле слышно произнес Джордж.
— Послушай, Джордж, президент очень много думал о Госдепе… — Он сделал небольшую паузу, а потом объявил как можно мягче: — Он решил взять Шульца.
— О.
Наблюдая за несчастным выражением лица мужа, Кэти взяла его под руку.
— Надеюсь, ты понимаешь: ничего лично против тебя он не имеет, — продолжал министр обороны. — Просто Рону приятнее вести дела с калифорнийскими ребятами — ты понимаешь, о чем я. И я знаю: Шульц хочет, чтобы ты оставался на своем месте в качестве помощника госсекретаря.
Джордж не знал, что сказать.
Вайнбергер попытался утешить его.
— Послушай, Келлер, — жизнерадостно произнес он, — сколько тебе лет? Сорок шесть — сорок семь? Какие твои годы, ты уже и так забрался высоко, я тебя умоляю. Если Рейган пойдет на второй срок, уверен, он обязательно возьмет на этот пост тебя.
— Да, Кэп, спасибо.
Джордж повесил трубку и посмотрел на Кэти.
— Я проиграл, — тихо выдохнул он.
— Ты не проиграл, Джордж, — сказала она с глубоким чувством. — Просто ты пока еще не выиграл.
Из дневника Эндрю Элиота
17 ноября 1982 года
Мне нравится заниматься подготовкой традиционной встречи выпускников, в том числе и сбором денег для нашего фонда, еще и потому, что теперь у меня появилась возможность попадать в такие места, куда при обычных обстоятельствах меня бы ни за что не пустили.
В Белый дом, например.
Ясное дело, оргкомитету хотелось, чтобы Джордж Келлер выступил с лекцией, которая стала бы заметным событием в числе других мероприятий недели. А поскольку я — его старинный друг по Гарварду, то мне и поручили уговорить его дать свое согласие.
Когда я позвонил в Государственный департамент, первым сюрпризом для меня стало то, что он сразу взял трубку. Вторым — то, что он пригласил меня в Вашингтон на обед. А третьим — то, что мы будем питаться не в одном из шикарных вашингтонских бистро, а в столовой Белого дома, поэтому он сможет провести для меня небольшую экскурсию по зданию резиденции президента со всеми прилегающими постройками.
Это было потрясающе. Мне даже удалось побывать в знаменитой Ситуационной комнате — она действительно производит сильное впечатление, ибо я ожидал увидеть совсем другое. Оказалось, это просто небольшая кабина без окон, где стоит стол и несколько стульев. Представьте себе — сколько важнейших исторических решений за последнее время было принято в этой прославленной телефонной будке!
Именно здесь Джордж предложил мне присесть и рассказать, что заставило меня проделать такой длинный путь в Вашингтон.
Я спросил его, что он думает о Гарварде.
Он в ответ спросил меня, что о нем думают в Гарварде. А если точнее, по-прежнему ли студенты и преподаватели считают его человеком, выполнявшим грязную работу для Киссинджера?
Я ответил как можно тактичнее, мол, хоть все и критиковали их с Генри довольно жестко во время войны, но это было почти десять лет назад. Более того, нам всем ужасно хочется, чтобы он выступил перед ребятами. Рассказал что-нибудь интересное, например, каково было вести полемику с Брежневым и его окружением.
«Ты для всех нас — настоящий герой, — сказал я ему. — И это бесспорно».
Он улыбнулся.
А потом я спросил, собирается ли он вообще приехать на сбор.
Он признался, что колеблется и еще не решил — боится, что почти никого не знает.
Я возразил, сказав, что зато теперь все знают его. Кроме того, многие из тех, кого я видел недавно, внешне так сильно изменились, что парни, наверное, не смогут узнать даже соседей по общаге. Я привел в пример Ньюола — он облысел и потолстел килограммов на десять.
Я не стал ему рассказывать, что у Дики в последнее время возникли небольшие проблемы с выпивкой (он якобы топит в вине свой кризис среднего возраста).
В общем, я всячески давил на него, добиваясь согласия приехать и выступить. И после еще нескольких лестных слов он с улыбкой сдался.
Он даже похвалил мои способности уговаривать. И сказал, что готов предоставить мне работу, когда только захочу.
Чуть позже он проводил меня к воротам Белого дома, где меня ожидало такси, чтобы везти в аэропорт.
Пока я летел в Бостон, то всю дорогу улыбался до самых ушей. Ведь я, Эндрю Элиот, добился дипломатического успеха в переговорах с одним из самых великих дипломатов в мире.
*****
Вернувшись к себе в кабинет, Джордж Келлер обнаружил, что у него неожиданный посетитель — его жена.
Она сидела на кушетке, сжимая в руках кипу листов с какими-то текстами.
— Какой приятный сюрприз.
Она не стала отвечать, выжидая, когда он закроет за собой дверь.
— Ты — отвратительный вероломный негодяй!
— Что случилось? — хладнокровно спросил он.
— Зачем ты сотрудничал с этим клеветником, Томом Лейтоном?
— Кэтрин, не знаю, что на тебя нашло. Этот человек — уважаемый журналист из «Нью-Йорк таймс». И я как-то обедал с ним — всего однажды.
— Хватит заливать, Келлер. Один мой приятель из «Ньюсуик» прислал мне отрывки из его новой книги, которые они у себя печатают. Посмотри, какую гадость он пишет. И мне совершенно ясно, что «источник, близкий к Киссинджеру», на которого он постоянно ссылается, это не кто иной, как ты.