Однокурсники
Шрифт:
— Это совсем другое. Но не думаю, чтобы он специально их избегал. Просто мы вращаемся в других кругах.
— Ты хочешь сказать, это случайное совпадение, что ни в один из клубов, куда вхож твой отец, никого из этих замечательных докторов не приглашают?
— Хорошо, — сдался Эндрю. — Но я ни разу не слышал, чтобы он позволил себе пренебрежительно высказаться о ком бы то ни было. Даже о католиках.
— Но ведь он и не общается с этими ребятами, верно? В том числе с нашим новым сенатором из Массачусетса, который гоняется за макрелью.
— Вообще-то у него были какие-то дела со старшим Джо Кеннеди.
— Но только не за обеденным столом в элитном Фаундерз-клубе, готов поспорить, — вклинился Уиг.
— Эй, послушайте, — возмутился Эндрю, — я и не говорил, будто мой отец святой. Но он, по крайней мере, учил меня, что нельзя пользоваться тем скабрезным языком, который так нравится Ньюолу.
— Но, Энди, ты же годами терпел мои цветистые эпитеты.
— Да, — подхватил Уиг. — С чего это вдруг ты стал таким паинькой?
— Знаете, парни, — ответил Эндрю, — в частной подготовительной школе у нас вообще не было ни евреев, ни негров. И если вы там рассуждали об «этих ничтожествах», кого это трогало? Но в Гарварде полно людей самых разных, поэтому я считаю — нам следует научиться жить вместе со всеми.
Его приятели с недоумением переглянулись.
А затем Ньюол недовольно произнес:
— Кончай тут воспитывать, понял? Значит, если бы я сказал, мол, этот парень коротышка или жиртрест, ты бы и ухом не повел. Когда я говорю о ком-то, что он жид или черномазый, это просто дружеский способ его охарактеризовать, как условное обозначение. И кстати, к твоему сведению, я пригласил этого парня, Джейсона Гилберта, погудеть вместе с нами после футбольного матча в субботу.
После чего посмотрел на Эндрю озорными глазами и добавил:
— Если, конечно, ты не против настоящего общения с одним из жидовских мальчиков.
*****
Ноябрь только начался, но в шесть часов вечера уже темнело, а воздух был по-зимнему холодный. Переодеваясь после тренировки по сквошу, Джейсон с досадой обнаружил, что забыл прихватить с собой галстук. Придется возвращаться за ним в Штраус-холл. В противном случае этот ирландский цербер, который при входе в «Юнион» специально проверяет у студентов наличие галстуков, радостно выставит его за дверь столовой. Вот черт. Черт.
Он поплелся через мерзлый Гарвардский двор с голыми деревьями, поднялся по лестнице в свою секцию А-32 и стал рыться в карманах в поисках ключа.
Когда Джейсон наконец толкнул открывшуюся дверь, то сразу заметил — что-то не так. Везде темно. Он взглянул на дверь в комнату соседа. У того тоже не горел свет. Может, Д. Д. заболел? Джейсон осторожно постучался к нему и спросил:
— Дэвид, ты в порядке?
Ответа не последовало.
И тогда, в нарушение жестких правил проживания в общежитии, Джейсон сам открыл чужую дверь. Сначала он обратил внимание на потолок, с которого свисали оборванные электрические провода. Затем взгляд его скользнул по полу. Там он увидел своего соседа, вернее, его неподвижное тело с ремнем вокруг шеи.
От страха у Джейсона закружилась голова.
«О боже, — подумал он, — этот придурок убил себя».
Джейсон опустился на корточки и перевернул Д. Д. При смене положения тела Дэвид издал очень слабый звук, похожий на стон. «Скорее, Джейсон, — лихорадочно думал он, пытаясь сообразить, что делать, — звони в полицию. Хотя нет. Вдруг не успеют!»
Он осторожно снял кожаный ремень с горла соседа. Затем, как пожарный, взвалил парня на плечо и со всех ног бросился бежать к Гарвардской площади, где поймал такси и велел водителю гнать на полной скорости в больницу.
— Он поправится, — заверил Джейсона дежурный врач. — Не думаю, что электрическая проводка в Гарварде — подходящее средство для самоубийства. Впрочем, бог свидетель, некоторым мальчикам удается исхитриться и действительно покончить с собой. Как вы думаете, почему он это сделал?
— Не знаю, — сказал Джейсон, все еще не отошедший от испуга.
— Этот молодой человек слишком сильно переживал из-за оценок, — произнес Деннис Линден.
Он приехал в лечебницу как раз вовремя, чтобы дать профессиональную оценку отчаянному поступку юного первокурсника.
— И ничто в его поведении не предвещало подобного развития событий? — спросил доктор из санитарной службы.
Джейсон бросил взгляд на Линдена, который продолжал вещать с важным видом:
— Нет. Вообще-то всегда трудно на вид определить надтреснутое яйцо. Я хочу сказать, студенты на первом курсе испытывают огромные нагрузки.
Пока двое медиков продолжали беседовать, Джейсон не сводил глаз со своих башмаков.
Через десять минут Джейсон и проктор вместе вышли из лечебницы. Только теперь до юноши дошло, что он без пальто. И без перчаток. И вообще раздет. Когда он испугался за Дэвида, то не чувствовал холода. А теперь его знобило.
— Подбросить тебя, Джейсон? — спросил Линден.
— Нет, спасибо, — мрачно ответил он.
— Брось, Джейсон, ты же замерзнешь до смерти, пока дойдешь до общаги в таком виде.
— Ну ладно, — уступил он.
Все те несколько минут, пока они ехали по Маунт-Оберн-стрит, проктор пытался найти для себя оправдание.
— Послушай, — объяснял он с рационалистической точки зрения, — это и есть Гарвард: либо пойдешь ко дну, либо выплывешь.
— Да уж, — чуть слышно пробормотал Джейсон, — но ведь вы-то считаетесь спасателем на этих водах.
Перед следующим светофором он вылез из машины Линдена и в сердцах хлопнул дверцей.
Его переполняла злость, и он опять забыл о собачьем холоде.
Он пошел в сторону площади. В «Элси» заказал себе двойную порцию ростбифа, дабы возместить ужин, который пропустил, а потом отправился в «Кронин» — там он заглянул во все деревянные кабинки, в надежде увидеть хоть одно дружелюбное лицо, чтобы можно было присесть рядом и напиться.