Однополчане
Шрифт:
Томас облегченно вздохнул.
– Ее нужно бы получше зарыть!
– воскликнул Иозеф.
– Подождем, - сказал Карл, - подождем, сейчас все в полном порядке.
"Значит, майор считает, что она едет в Берлин", - думал Томас. Он представил себе поезд: покачиваясь, она сидит в вагоне, как тень, воздух в воздухе. Он думал: "Отец считает, что она в безопасности. Может быть, сидя за письменным столом, он тоже представляет себе, как она едет в поезде, человек среди людей. Ведь он ничего не знает. Майор тоже отец.
Странно, кем только не бывает человек: начальником, отцом, врагом и другом. Что
Томасу не хотелось думать об этом. Он боялся раздумий. Он боялся взглянуть на майора. Что будет дальше, он не знал.
– Почему это она вдруг поехала в Берлин?
– спросил Иозеф.
Карл пожал плечами.
– Не знаю. Может, ей пора родить.
– Нет, - резко возразил Томас.
Карл удивленно взглянул на него.
– Разве ты?..
– спросил он, не договорив.
Иозеф вдруг вытаращил глаза на Томаса и рассмеялся.
– Ты был в нее влюблен?
– ухмыляясь, спросил Карл.
Томас вздрогнул.
– Ты что, спал с ней?
– спросил Иозеф.
– Эх вы, свиньи, свиньи, - медленно произнес Томас.
– Ну, ну, полегче, - сказал Иозеф.
– Оставь его в покое, не годится так, - уговаривал его Карл.
Томас тяжело дышал.
– А почему бы тебе, мальчик, и не быть влюбленным в нее?
– добродушно заметил Карл.
– Нет!
– крикнул Томас.
– Нет, ничего у меня с ней не было, ничего, совсем ничего! Она для меня просто человек, как и все другие, человек, поймите же...
– Да, да, дружище, успокойся, - сказал Карл.
– Никогда больше не говорите об этом, - строго остановил их Иозеф.
– Хорошо, - согласился Карл.
Иозеф стал насвистывать какую-то веселую мелодию. Он тоже представил себе поезд, но идущий в противоположном направлении, не тот, который мерещился Томасу. Он видел в поезде своего отца, спешившего к нему на помощь, чтобы спасти их от мести другого отца. "Может быть, он прилетит самолетом, - размышлял Иозеф.
– Конечно, самолетом".
Они провели мучительный день. Бесконечно тянулось время. Они держались все вместе. Несмотря на свои клятвы, они понимали, что каждый не доверяет другому. Так они и ходили, словно связанные веревочкой, какое-то существо из трех тел, и каждый из них был ненавистен и омерзителен себе и другим.
Они пошли в барак, играли там несколько часов в скат, обсуждая при этом, зарыть им труп или оставить все как есть. Иозеф полагал, что убитую нужно закопать получше. Томас не высказывал своего мнения. И они все предоставили судьбе.
Наконец наступил вечер с длинными тенями и серыми тучами. Устало подходил батальон. Но едва солдаты вошли в барак, как была объявлена тревога.
С руганью они снова кинулись на место сбора. Трое остались. Но через несколько минут дежурный унтерофицер рванул дверь барака. Он закричал:
– Почему вы не выходите? Вы что, спятили?
– Мы свободны от службы, - спокойно сказал Карл; но унтер-офицер завопил:
– Приказ господина майора! Весь батальон ждет вас, паршивцы. Да, да, нечего глаза пялить, поднимайтесь! Марш из барака!
Безотчетно, совершенно безотчетно каждый из них схватил свой ремень, машинально надел его, проверил, на месте ли подсумок, штык и пряжка, уже на бегу поправил фуражку, проверив рукой расстояние от козырька до переносицы. Они бежали быстро, в ногу, дышали
– Спокойствие, сейчас главное - спокойствие, - шептал Карл своим товарищам.
Предупреждение было излишним: они не испытывали никакого страха. Хотя они чувствовали, даже знали, что сейчас решится их судьба, страх совершенно исчез. Они были почти счастливы оттого, что все решится. Наконец они снова перестали быть отдельными, не связанными между собой человеческими личностями; теперь огромный грохочущий механизм втянет их в себя, прикажет им что-то, а что-то запретит, и они снова могут подчиняться беспрекословно, без необходимости думать, освобожденные от собственной воли и собственного решения. Не имело никакого смысла в эту минуту, во время этого бега ломать себе голову над тем, что же теперь будет и почему им тоже приказали выйти по тревоге, объявлена ли эта тревога по случаю убийства или была только учебной, наказанием или просто вздорной выдумкой начальства. Все теперь утратило свой смысл, все, кроме плаца, батальона, майора; существовал лишь этот плац, туда бежали они, к центру мира, к центру вселенной.
Серыми прямоугольниками, обагренными лучами вечернего солнца, стояли построенные в каре роты, металлические части снаряжения и оружия блестели на солнце. Трое приятелей хотели пристроиться, но майор приказал им встать перед строем, лицом к своей роте. И вот они стоят не шелохнувшись; поясные ремни подтянуты, фуражки сидят безупречно, ни к чему нельзя придраться.
– Смирно!
– скомандовал майор.
Каблуки сотен людей, обутых в сапоги, гулко щелкнули. Майор прочитал приказ фюрера вооруженным силам Германии, приказ, от которого у солдат кровь застыла в жилах. В нем говорилось о большевистском заговоре, раскрытом благодаря гению фюрера, о грозящем нападении с Востока и о тех мерах, которые принял фюрер. Батальон слушал, и лица у многих побледнели. Потом майор зачитал приказ по дивизии, согласно которому немедленно запрещались всякого рода отпуска и увольнительные. В приказе говорилось, что никто не имеет права оставлять во внеслужебное время месторасположение батальона. Оружие держать постоянно наготове, никто не имеет права снимать обмундирование, даже во время ночного отдыха. Майор читал медленно, фразу за фразой, и после каждой фразы спрашивал:
– Поняли, ребята? Это не шутки!
Потом, прочитав до конца, опустил руку, державшую бумагу. Он указал на троих, стоявших перед строем батальона.
– Это лучшие стрелки дивизии!
– воскликнул он.
– Берите с них пример! Такими должны быть настоящие солдаты, настоящие товарищи! Такие молодцы теперь нужны фюреру, чтобы осуществить его грандиозные планы!
Он сделал глубокий вдох и крикнул:
– Батальон, разойдись!
Солдаты побежали в барак. Томас на ходу подтолкнул Иозефа.
– Спасены, - сказал он.
– Дружище, - отозвался Иозеф.
– Дружище, так и должно было случиться, именно так.
Едва они вошли в барак, как получили новый приказ. Им велели снова встать в строй. Проверили их перевязочные пакеты, неприкосновенный запас и личные знаки. Потом они получили боеприпасы, каждый по шестьдесят патронов.
– Веселой стрельбы по мишеням!
– сказал Карл.
Офицеры и фельдфебели были подчеркнуто жизнерадостны и много говорили о духе товарищества.