Одолень-трава
Шрифт:
— Ну-ка, попробуйте мое алычовое варенье! Оно нравится даже тем, кто не любит сладкого… — Елена Петровна, чуть улыбаясь по обыкновению, разливала чай по второму кругу. — Мне бы хотелось еще кое-что уточнить. Скажите, Кукой, если я правильно поняла, кто-то передал вам записку от Урча, поручив отыскать здесь, в дачном поселке, девочку по имени Ксюн и отдать ей послание. Так?
— Совершенно верно! — подтвердил Кукой.
— Но ведь самое главное как раз и неясно. Кто отправил вас на поиски? Выходит, кто-то в нашем лесу знает про мою внучку, Скучуна и Личинку, хотя в городе об этой истории не ведает ни одна живая душа…
— Видите ли… —
При этих словах Кукой, стоявший на цыпочках на своем стуле, чтобы казаться посолиднее, оступился и, задев подбородком свою чашечку, опрокинул ее. По скатерти растеклась коричневатая чайная лужица. Кукой попытался было затереть ее пушистыми лапками, не смея взглянуть на своих друзей… Но все же отважился, поднял голову и увидел беззвучно трясущуюся от смеха Кутору. Кукой глухо застонал и бахнулся в обморок. Обмякшее тельце тут же снесли на диван и укрыли.
Теснее сдвинулись сидящие за столом. Сердце у всех дрогнуло. Конечно, не история с Кукоем была тому виною, нет, — показалось, будто что-то невидимое и таящее угрозу опустилось над чайным столом, заволокло веранду… Возникшее напряжение почувствовали все одновременно. Молчали. И только Урч, как видно, пытаясь рассеять нервозность, принялся толковать о чудесной птице Сирин, которая прилетает на Землю, к людям, чтобы своими песнями поддерживать в них веру и надежду. Она поет о том, как несказанно прекрасен ее высший, горний чертог, о том, что любое живое существо, которое здесь, на Земле, устремится туда душою, узреет эту высшую Красоту и никогда уже не расстанется с нею…
Наконец и Урч замолчал. В обступающей тишине время горячими каплями падало с самоварного крана на медный поднос.
— Ну, что ж… — Скучун со вздохом покосился в сторону темнеющей чащи. — Пора нам в дорогу, Вещий Лес искать.
— Вещий Лес, Вещий Лес!.. — Елена Петровна еле сдерживалась от волнения. Миленькие мои, да вы его в жизни не найдете! Это же не просто елки, что растут за воротами, это место магическое…
— Но вы же обещали нам помочь… — Скучун страшно насупился.
— Я всего лишь пожилая женщина и, хоть известно мне обо всем на свете не так уж мало, однако быть посвященной в тайное знание покуда не довелось!
— Но как же, бабушка?.. Ты же ведь обещала! — Ксюн побледнела от растерянности.
— Не подумайте, что я отступилась… славные вы мои… — бабушка Елена отвернулась, ее подбородок дрожал. Но ни за что нельзя было выдавать свою слабость, свою
— Я просто хотела испытать вас: насколько намерения ваши серьезны, а воля тверда. Ведь вы даже не представляете себе, на какое опасное дело решились, ребятки мои! — Елена Петровна провела рукой по волосам, вынула гребень, чуть прищурившись, вгляделась в его рисунок и воткнула обратно. — Мы сделаем так. Сейчас же отправимся в лес: мне нужно кое-что там отыскать, а что именно скажу чуть позже… Кукой, я надеюсь, придет в себя и приведет нас к своей необыкновенной птице. Каюсь, но я видела ее только на картинках в очень редких и старых книжках. А в жизни что-то пока не встречала…
— Какое же это чудесное слово: «ПОКА»! — воскликнула Ксюн и метеором кинулась убирать со стола.
— Оставь все как есть, — остановила ее бабушка. — Нельзя терять время: скоро закат.
И, растолкав Кукоя, который долго тер глаза и чихал, друзья двинулись по направлению к еловой чаще.
А невидимое и таящее угрозу НЕЧТО, опустившееся было над чайным столом, уже обволакивало незримо поникший сад и вырастало над калиткой, явно преследуя идущих к лесу…
Ельник встретил гостей смолистым запахом и тишиной. Изредка потрескивал он. Шли в молчании, впереди бабушка Елена, позади Старый Урч. Птиц не видно, кукушки не слышно… Где-то над городом царствовала жара, а здесь, в лесу, было зябковато и знобко.
— А куда мы идем, бабушка?
— Сейчас кончится ельник, за ним будет поле, потом другой лес — постарше. А после — увидим.
И правда, вышли к полю. Зеленое! Сладкое, наверно — пахнуло клевером, чабрецом и травами какими-то незнакомыми… Одинокий и нервный жаворонок испуганно метнулся над канавкой.
Поле миновали, дальше снова пошел лес. Молоденькие березки на опушке, закачавшись, сомкнулись строем за спинами. И не заметили путники малюсенького старичка с ехиднейшей физиономией, который притаился за пнем, когда мимо проходили они. Полевик похохатывал, теребя жидкую бороденку: «Идите, идите, мои сладенькие, все глубже и глубже в лес! Ужо дожидаются вас, ужо будет вам на орехи…» — и премерзко так притоптывал, подтанцовывая на кочке.
Это был Ор, которому ничего не стоило съежиться до размеров зайца.
Совет Четырех начал свою охоту.
Не успел старикашка дотюкать свою чечетку, как что-то на миг заслонило Солнце… Шелест сильных невидимых крыльев заставил его пригнуться, втянуть головенку в плечи и быстро зарыться в землю. Повеяло свежестью, травы потянулись вслед сокрытому от глаз полету, цветы встрепенулись, воспрянули, полюшко засветилось, очнувшись от дремотной жары, и дурман цветущих трав полетел за неведомой птицей.
Глава V
— Ну вот и полянка, а справа — видите? — кормушка для лосей. Ее наш лесничий, Иван Степанович, поставил. — Елена Петровна то и дело смахивала с ресниц паутинки, которые, казалось, так и норовили угодить прямо в лицо. — Еще немножко пройдем орешником, и начнется спуск к болоту.
— А мы идем на болото? — Ксюн запыхалась. Босоножки были ей чуточку великоваты, нога в них болталась, то и дело подворачивалась на сучьях и шишках, которые заодно с ямками и буграми делали путешествие не слишком похожим на идиллическую прогулку.