Офелия и янтарные хроники
Шрифт:
– Извините, – пролепетала Пиппа и повернулась к шляпным коробкам тёти Бланш.
Когда через несколько минут мы втащили весь багаж в катакомбы, я вернулась к мучившим меня вопросам.
– А можно было перемотать время вперёд, когда мы спешили на метро, совсем недавно? – спросила я тётю Бланш. – И ещё, разве нельзя сейчас сделать так, чтобы эта идеальная волна пришла чуть позже?
– Влиять на время – не в игрушки играть, – объяснила тётушка Бланш. – Крупные течения невозможно отклонить силами одного или двух Вневременных. Мы с Жаком вообще этого сделать не в состоянии. Мы
– Поэтому… – пробормотала я.
– Поэтому используй свой дар с умом.
Мы спустились в другой тоннель, на дне которого, к счастью, оказались две большие ручные тележки, на которых можно было везти наш багаж.
– Поэтому Пиппа переехала к вам? – спросила я. – И он тоже? Леандр? Чтобы поддержать вас, потому что ваши силы иссякли? – Крысиный вор и не подумал помочь нам с перетаскиванием багажа, и меня это слегка взбесило. В конце концов, он тоже был Вневременным, и нам не помешала бы ещё одна пара рук. Но у него якобы возникли какие-то дела в Париже, и он встретится с нами потом, на месте, – так сказала тётя Бланш. После той короткой встречи в коридоре за последние три дня наши с ним пути больше ни разу не пересеклись.
– Да, – ответила Пиппа, а дядя Жак в это время пробормотал что-то, подозрительно похожее на «Было бы неплохо».
Когда мы наконец добрались до реки, я застыла в изумлении. К этому времени я уже привыкла к вездесущей пыли, и её мерцающие потрескивающие хлопья и зёрнышки не пугали меня, как несколько дней назад. И всё же эта Река времени была особенной, шире, чем мне помнилось с прошлого путешествия. Услышав шорох перекатывающихся зёрен, я вздрогнула, а от затхлого запаха слегка закружилась голова.
Я осторожно приблизилась к берегу.
Вот он, бесконечный поток пыли – Время. Большой, широкий и глубокий. Волны серебристых зёрен. Мерцающие пороги. Кружащиеся паутинки.
Лодки были пришвартованы к узкому причалу, как мы их и оставили несколько дней назад. Одна была бежевая, цвета грецкого ореха, на ней меня и привезли в Париж, а рядом дожидалась точно такая же, но более светлого дерева. Чуть поодаль темнела чёрная лодка поменьше, но более узкая, похожая на гоночную. В чёрной лодке лежала потёртая дорожная сумка и сидел её владелец.
Увидев нас, Леандр спрыгнул на берег и без труда погрузил наши чемоданы и коробки, куда ему сказали. Сегодня на нём снова была поношенная футболка с джинсами, но сверху он натянул толстовку. В сочетании с по-военному короткой стрижкой это придавало ему несколько подозрительный вид.
На меня он даже не взглянул.
– Всё сделано? – поинтересовалась тётя Бланш.
Леандр кивнул.
– Значит, пока всё в порядке, мы можем на время оставить город на произвол судьбы, – заключила тётя.
Джек выглянул из кармана толстовки и одобрительно фыркнул.
– Что тебе нужно было сделать? – спросила я Леандра.
– Проверить потоки времени, – коротко объяснил он и закончил разговор, не успев его начать, демонстративно отвернувшись к реке. Я открыла было рот, но сразу закрыла. И тоже отвернулась. Не хочет разговаривать, ну и не надо.
– Садимся в лодки? – спросила я тётю.
Она взглянула на свои наручные часы и ответила:
– О, да, уже давно пора.
Только сейчас, стоя с ней рядом, я заметила, что на её часах не было ни цифр, ни стрелок. Вместо них на циферблате серебрилась паутина серебристых линий, одна из которых светилась ярче остальных. Это и была наша волна?
Дядя Жак и тётя Бланш сели в лодку орехового цвета, Пиппа вместе с огромным сундуком и я – в более светлую, а Леандр забрался в свою гоночную посудину. Мы отвязали канаты, но лодки продолжали покачиваться у причала, не трогаясь с места.
– Он всегда такой? – шепнула я Пиппе, пока мы ждали, и кивнула в сторону Леандра.
Странный он всё-таки. Мне никогда не нравились парни, которые считали себя этакими красавчиками и забывали следовать простейшим правилам вежливости. Честно говоря, я даже твёрдо решила никогда в таких не влюбляться. Дядя Жак прав, я слишком рассудительна для своего возраста. А заговорить с кем-то два раза подряд и сразу отвернуться – не слишком вежливо, правда?
Пиппа поиграла прядью своей белокурой гривы, намотала локон на палец и снова отпустила.
– Странный мальчик, знаю, – согласилась она со мной. – Предпочитает держаться в тени. Но он…
И в этот момент пришла волна.
С каждой секундой Река времени бурлила всё сильнее. Как и несколько дней назад в Берлине, прилив раскачивал, поднимал наши лодки и швырял в разные стороны. Я вжалась в скамейку, грохот потока заглушил всё остальное: слова Пиппы, биение моего сердца, даже мои мысли. Но шум всё нарастал, даже в ушах зазвенело.
Наша лодка раскачивалась так сильно, что казалось, вот-вот перевернётся. Пыль и паутина били меня по лицу. Я закрыла глаза, задержала дыхание и так крепко ухватилась за скамью, что ушибленное запястье снова разболелось. Ветер трепал мои волосы, дёргал за косу и рвал капюшон моей куртки.
А потом буря утихла. Чёлка снова осела на лоб. Лодки перестали раскачиваться. Шум смолк.
Я моргнула.
Река времени успокоилась так же внезапно, как и взволновалась, и наша лодка легко заскользила по волнам. Дядя Жак и тётя Бланш плыли рядом с нами, а тёмная лодка Леандра мелькала довольно далеко впереди. Он откинулся назад, одной рукой управляя веслом, а другую опустил за борт, кончиками пальцев едва касаясь воды.
Я снова обратилась к прапрабабушке:
– Что ты хотела сказать? Насчёт Леандра?
Лицо Пиппы заметно позеленело.
– Ч… что? – спросила она. – Подожди, я… прости, даже спустя столько лет никак не привыкну к тому, как… О боже! – Она перегнулась через борт и несколько раз сплюнула.
Спустя минут пять Пиппа села ровнее, вцепилась в весло и принялась жевать резинку. Дышала она так прерывисто, что я решила оставить разговоры на потом. В соседней лодке тётя Бланш и дядя Жак распаковали колоду карт и, похоже, играли в покер, чтобы решить, кому садиться за руль. Прекрасно.