Офелия
Шрифт:
– Перестань, глупая! – буркнул Питер и погладил её по голове. – Нет там ничего страшного.
Темнота за окном приковывала к себе взгляд, манила, заставляла всматриваться. Питер так и застыл с собакой в руках, пялясь широко раскрытыми глазами по ту сторону толстого стекла.
«Русалка? Там может быть русалка? – сердце глухо ухнуло и ускорилось, разгоняя по сосудам тревожность. – Она и вправду там? Это её я видел вчера утром? И мне показалось, что это девчонка. И она была даже красивой. Мне могло это показаться? Далеко же было…»
Прижимая к себе Лотту, Питер подошёл к окну. Сперва он видел лишь отражение в стекле: невысокий полноватый паренёк с взъерошенными на макушке коротко стриженными тёмными волосами. Если приглядеться,
Это не было тьмой беззвёздного неба – высокой, чистой, бесконечной. Это не было темнотой за веками, когда закрываешь глаза под одеялом: та тьма мгновенно наполнялась картинками, образами, яркими вспышками памяти. То, что находилось по ту сторону огромного иллюминатора, имело форму, вес, его можно было потрогать руками, ощутить сопротивление, а затем манящее притяжение. Эта тьма – опасная, тяжёлая, безвоздушная и холодная – была живой. Когда где-то далеко наверху небеса прорезала очередная молния, темнота за стеклом шевелилась и вздыхала отзвуками грома. И чем дольше Питер вглядывался в неё, тем больше ему казалось, что сейчас… вот прямо сейчас что-то проявится, метнётся к застывшему в ожидании мальчишке.
Лотта молчала, вылизывая ему руку. Тишину нарушало лишь биение сердца Питера и приглушённые раскаты грома. И неуловимое, едва ощутимое и почти неслышное движение тёмной воды. Будто змея – толстенная, как дуб, громадная – свернулась за стеклом в кольца и лениво свивала и расправляла их.
– Там никого нет, - сказал громко Питер, и странная, пугающая иллюзия, порождённая ночной грозой и толщей воды, исчезла. – Пойдём-ка спать, Лотта.
Собака протяжно зевнула, словно согласилась с мальчиком. Питер перехватил её поудобнее и, шаркая тапочками, пошёл по ступенькам вверх. Не оборачиваясь, он выключил свет и вышел за дверь. Прислушался к отдаляющимся раскатам, улыбнулся поскуливающей маминой любимице:
– Ну, раз ты такая трусиха, разрешаю тебе спать у меня. Но только сегодня! И не вздумай писать мне в кровать!
Под утро Питеру приснилось, будто он снова стоит перед иллюминатором в подвале. Свет выключен, но мальчишке удивительно светло: там, за толстым стеклом, медленно разворачивает длинные лепестки удивительно красивый белоснежный цветок. Он медленно поворачивается в толще воды и сияет. Сияет ярче полной луны и всех звёзд в небе…
Офелия (эпизод четвёртый)
Сочинение он написал на «отлично». Итоговый балл по математике оказался слабее, чем в предыдущем полугодии. Зато оценка по ботанике была лучшей в классе. Это было и здорово, и обидно одновременно. Ботаном Питера дразнили давно, но после подведения итогов компашка Дюка возвела его в ранг короля ботанов. На перемене Питера отловили в школьном туалете и с гиканьем водрузили на голову обрезанную жестяную банку с наспех прилаженными сорванными ветками и прутьями от метлы. В таком виде и вытолкали в коридор.
– Король ботанов! – орали, гримасничая, мальчишки. – Питер Жирный – король ботанов! Всем пасть ниц перед Ихним Величеством!
Питер вырвался из держащих его рук, сорвал корону и швырнул её в хохочущую толпу. Попал аккурат в лоб Дюку. Жестянка прочертила на светлой коже тонкую красную полосу. Парень взревел и бросился на Питера. Питер улепётывал со всех ног, нёсся по коридору, с трудом огибая попадающихся по пути учеников. Он представлял себе, как Дюк догоняет его, толкает в спину, и Палмер-младший кувыркается по полу под хохот всей средней школы Дувра. Эта постыдная картина подхлёстывала его, придавая силы, и он мчался так быстро, как никогда прежде на уроках физкультуры. Впереди показалась стеклянная дверь на улицу, и Питер припустил изо всех сил. И тут понял, что путь к спасению отрезан: из правого коридора учительница вывела стайку малышни, и те с весёлым гомоном потекли к выходу. Питер остановился так резко,
Дюк Уимзи валялся носом вниз в луже посреди коридора рядом с опрокинутым жестяным ведром темнокожего уборщика Джоуи. Позади него стояла тоненькая белокурая старшеклассница в коротком жёлтом платье и с тёмно-вишнёвым бантом в начёсанных волосах. Девочка равнодушно посмотрела на Дюка, презрительно дёрнула подбородком.
– Беата, он тебе ногу не отдавил? – спросила у неё подоспевшая коротко стриженная темноволосая подружка в модных брюках-клёш.
– Пусть смотрит, куда несётся, - фыркнула спасительница Питера и добавила, когда Дюк оглянулся на неё: - Неудачник.
«Беата, - повторил про себя Питер, сбегая по ступенькам школьного крыльца – Её зовут Беата».
Он решил, что во что бы то ни стало надо отблагодарить прекрасную старшеклассницу. Узнать её адрес и совершить поступок мужской, взрослый и благородный: прислать букет цветов и много-много сладостей. Питер как раз размышлял над тем, сколько в конфетном соотношении будет это самое «много», когда его окликнула сестра:
– Эй, мистер Пирожок! В чём это у тебя волосы?
Агата с парой подружек встала со скамейки в тени сиреневых кустов, подошла к брату. Девушка по-взрослому поджала губы, окинула Питера строгим взглядом.
– Ну что ж ты за чудище! – вздохнула она. – Как будто не из школы, а из помойки вылез!
Она одёрнула на нём жилет, поправила воротник. Рубаху Питер сам запихал в брюки, сердито оттолкнув руку сестры.
– Не будь мамочкой, - буркнул он. – Я тебе не птенчик, хоть ты и курица.
– Нахал! – ахнула подружка Агаты с брекетами на крупных, как у лошади, зубах. – Какое воспитание в благородном семействе!
Питер хотел показать ей средний палец, но решил, что лошадей достойнее игнорировать. Он отвернулся и провёл руками по голове. Да, действительно: волосы были в какой-то гадости. И это явно не был бриолин. А вот на гуталин было очень похоже. И воняло мерзко.
– И что это? – спросила Агата тоном, предрекающим взбучку.
— Это опыты по химии, - бодро соврал Питер.
– Какая химия? У вас же её ещё нет!
Питер напустил на себя важный вид, скрестил на груди руки – как обычно делал отец, когда раздавал указания нанятым рабочим.
– Мне и Кеву Блюму, как лучшим ученикам средних классов, позволили посетить химическую лабораторию. И там немного бахнуло, - торжественно провозгласил он. – Не веришь – спроси у Кевина, он подтвердит.
То, что Кевин подтвердит любую чушь по его просьбе, Питер даже не сомневался. Ещё в начальной школе приятели заключили договор, по которому друг всегда помогал другу. Даже враньём, если оно было безобидным.
– Мама будет в восторге, - пронудела Агата и вернулась на скамейку к обсуждению модного журнала.
Питер уселся на низкую ограду из дикого камня и достал из сумки блокнот и карандаш. Вряд ли в присутствии сестры кому-то могло прийти в голову обижать младшего брата, потому мальчишка чувствовал себя в безопасности. В ожидании известного всему маленькому Дувру роскошного серебристого автомобиля семьи Палмеров, Питер любил порисовать. Получалось у него неплохо, иногда даже одноклассники просили изобразить героя любимых фильмов или мультиков. В хорошем настроении Питер рисовал им целые комиксы – когда смешные, когда страшные. Нарисованную вчера на промокашке девочку-цветок мальчишка спрятал в ящик стола в своей комнате. Он был уверен, что картинка помогла ему ответить у доски, и решил считать её своим талисманом. А сейчас, в ожидании отъезда домой, он быстренько набросал в блокноте длинноногого-длиннорукого Уимзи, похожего на паука-косеножку. И пририсовал ему нос картошкой. Полюбовался рисунком, усмехнулся и спрятал блокнот обратно в сумку.