Офелия
Шрифт:
Облака росли, собирались в громадные небесные стада. Толпились, закрывая солнце, медленно клонящееся к закату. Ветер усилился, стало прохладно.
– Вставай, надо домой, - вздохнул Питер. – А то мне отец уши накрутит, а тебе тётка.
– У тётки руки коротки, - буркнул Йонас и опустил на глаза козырёк бейсболки.
Обычно этот жест означал конец темы, но сегодня задетый за живое разговором про бразильцев Питер не унимался:
– Опять учиться заставляет? Или грозится из дома выставить?
– Просто поцапались.
Питер пожал плечами, встал, отряхнул короткие штаны от прилипшего сора и травы,
Тётка Йонаса была для него легендой. Йон мало рассказывал о ней, но из тех разрозненных кусочков, что Питеру довелось услышать, образ собирался склочный, властный и сказочно безжалостный. Тётка была сестрой матери Йонаса, работала в порту, хозяйство презирала и постоянно изводила племянника придирками. Потому мальчишка и предпочитал до темноты торчать у Палмеров. Работа для него всегда находилась, платили ему щедро: он прекрасно ухаживал за садом, да и обижать деньгами друга младшего сына мистеру Палмеру совесть не позволяла. Тем более, что мальчишка не желал сидеть у тётки на шее, и полностью обеспечивал себя всем, кроме жилья. «Вырастешь – пристрою тебя к нам на службу», - пообещал как-то мистер Палмер, увидев, как ловко Йонас чинит слетевшую цепь велосипеда Питера.
Свой велосипед Йонас собрал сам. Не ахти какой красоты агрегат вышел, но скорость развивал завидную, запросто обгоняя даже новенький «мэдисон» Питера. Мальчишка в красках рассказывал Питеру, с каких свалок он притащил какую деталь, сколько денег отдал прокуренному хромому Стиву с автосервиса за то, чтобы тот научил мальчишку зачищать железо от ржавчины, подгонять детали так, чтобы сочетались, как родные. У того же Стива Йонас почерпнул, как называется какая гайка, какие ключи и отвёртки для чего нужны и как не напрягаясь, можно плюнуть на три метра. Йон всё обещал научить плеваться Питера, но раз за разом забывал. Или находились дела поважнее. Например, обсудить прошедший на днях футбольный матч, последнюю пластинку Бренды Ли или новую песню Рея Чарльза.
Ребята оседлали велосипеды и покатили в сторону усадьбы Палмеров, горланя по пути «Тутти-фрутти» и «Говори со мной нежно». Йонас перестал хмуриться, распелся так, что дважды забывал, куда едет, и, раскинув руки и задрав голову к вечереющему небу, заруливал в придорожные кусты.
– Моя девчонка, Дэйзи, вот-вот сведёт меня с ума! – орали нестройным дуэтом мальчишки, вытаскивая велик из зарослей колючего можжевельника. – Девчонка Дэйзи сведёт меня с ума! Она знает, как любить меня, да-да! Парни, вы бы знали, что вытворяет она![1]
– А кстати, - приподняв бровь, произнёс Йонас. – Интересно, чего ж она такого вытворяла? Ты не думал?
– Это песня, - со знанием дела заявил Питер, вытаскивая ветки из-под заднего крыла велосипеда. – В ней слова просто для рифмы. Чего там думать?
Йонас сдвинул бейсболку и почесал затылок.
– Не, ну а вдруг она деревья пилила, как заправская лесопилка? Или могла живую свинью метнуть на десять шагов? – предположил он, еле сдерживая смех. – Не-не-не! Она могла пропукать американский гимн!
– Целиком! – добавил Питер и с хохотом повалился в кусты.
– Мистер Палмер, где ваше воспитание? –
– Не смеши меня, дурак! – вытирая набежавшие слёзы, проскулил Питер. – Глянь, я леденцы рассыпал!
– Это дар муравьиному царю! – провозгласил Йонас и назидательно поднял вверх указательный палец.
– Царь слипнется, - прохихикал Питер и, присев на корточки, принялся собирать леденцы в кулёк.
До поворота к дому Питера они дошли пешком, толкая велосипеды в горку и неспешно обсуждая планы на лето. У Йонаса их традиционно не было, так как ему просто некуда было деваться от тётки, а Питер очень хотел съездить в Лондон с отцом и старшим братом. Мистер Палмер должен был представлять последнюю свою разработку на ежегодном автосалоне, и обещал взять младшего сына с собой поглазеть на самые красивые и редкие авто Британии. Питер предвкушал поездку, считая дни, оставшиеся на отрывном календаре.
– Йон, поехали с нами? – предложил он. – В отцовской машине места полно, я упрошу, чтобы тебя с собой взяли.
– Не, - смутился мальчишка. – Езжай ты. Я как-то… Ну, я лишний.
– Ты – друг! Ничего не «лишний»! Да отец тебя с радостью с нами возьмёт!
Йонас скорчил рожу, почесал между лопатками.
– Ты – Пит-Буду-Знаменит. А я этот… как оно там? Вспомнил! Оккупант. И давай не будем на эту тему. Ах-ха?
Питер почти обиделся, но вдруг понял, что Йону от его обиды будет ещё хуже. Что кроме Питера он так и ни с кем не подружился в деревне. Да и в Дувре, пожалуй, тоже. Деревенские дразнили белобрысого Йонаса «кляйне наци» и постоянно задирали. Хорошо, что кулаки у Йона были крепкими, да и на тумаки он не скупился. Плохо, что время шло, а друзей у него не прибавлялось. И Питер очень старался быть ему лучшим другом. И искренне верил, что это у него получается. Дело было даже не в конфетах и желании слушать истории про оттудышей. Просто Йонас нравился Питеру своей самостоятельностью, неизбалованностью, готовностью всегда помочь и поддержать. А ещё, что немаловажно, он принимал Пита таким, какой есть. Пожалуй, он был единственным, кто не пытался что-то в Питере улучшить или переделать. И Питер это очень ценил.
Вот и сейчас, видя, как погрустнели глаза и опустились уголки рта друга, Питеру очень захотелось сделать для Йонаса что-то хорошее и настоящее.
– Йон, а давай в саду шалаш построим? – предложил он. – Ну его, автосалон этот. Давай сделаем шалаш, будем рядом костёр жечь и жарить над огнём сосиски? И жить там будем всё лето. Чтобы тебе к тётке не возвращаться…
Йонас усмехнулся, кивнул без особого энтузиазма.
– Я бы с радостью. Но она меня найдёт и точно под замок посадит. И заставит постричься.
Он махнул рукой и медленно побрёл по обочине в сторону деревни, толкая велосипед вперёд. Питеру стало ужасно грустно. Он смотрел другу вслед и всё искал слова, чтобы вечер не становился таким грустным. «Нельзя ссориться перед закатом, - вспомнил он слова мамы. – Перед расставанием – тоже. Заканчивать день надо с лёгким сердцем».
Питер бросил велосипед посреди дороги и бегом помчался за Йонасом. Догнал, толкнул в плечо, и когда друг обернулся, протянул ему пакет с леденцами.
– Отдай тётке парочку, - пропыхтел Питер, запыхавшись. – Чтобы подобрела.