Офицер. Слово чести
Шрифт:
— Фельдфебель, постройте людей.
В данный момент шло сворачивание лагеря, мы уходили, трофеи уже все были собраны, а тут такой приказ. Когда люди построились, я их осмотрел и сказал вот какую речь:
— Посмотрите на этих двух связанных кавалеристов. Это враг, но вы этого ещё не понимаете, не нужно считать его достойным высокого звания человека. Для германцев русские, всё равно что животные, дикари, недалеко ушедшие от чернокожих каннибалов, и обращение их к нам будет соответствующие. Запомните, когда на дороге вы увидите изнасилованных женщин, забитых прикладами, убитых детей, младенца, прибитого шомполами к воротам дома, расстрелянных пленных, вспомните, что именно вы отказались уничтожать этих чудовищ. Я сам не хочу становиться подобным чудовищем, но я не они, я не буду насиловать, не буду убивать детей, но врагов буду уничтожать всеми своими силами, а они враги. Если бы эти германцы сдались сами в плен, я бы и слова не сказал и сохранил им жизнь, а эти не сдавались, их скрутили, и они пленными не считаются. Ими могут быть только те, кто пошёл на такой шаг добровольно. Этих мы оставим в живых, вы сами так решили, и это будет на вашей совести, когда эти
Я видел, что зацепил что-то в душе своих солдат, но пока те сами не увидят зверства, сомневаюсь, что смогу их переубедить, поэтому, переговариваясь те направились к повозкам, двуколкам и телегам, но покинуть рощу мы не успели, дозорный сигнал подал. Судя по нему наши, на врагов другой сигнал. И действительно наши, мой дядька-наставник вернулся. Причём он был верхом, а его напарник из моих подчинённых солдат правил телегой, в которую был запряжён его верховой конь. Телега не пустая, что-то там есть, что накрыто дерюгой. Когда те подкатили, старый казак покинул седло и с видом фокусника сдёрнул дерюгу. В телеге стояли на станках Соколова два пулемёта «Максим». С щитами. Наши, в полном порядке. У меня в пулемётной полукоманде таких три было. Тут же два ящика с патронами и запасные ленты к ним. Какой-то солдат тут ещё свой вещмешок забыл.
— Однако, — сбил я фуражку на затылок, каска на ремне была. — Ты где их нашёл?
— Телега стояла брошенная у реки. Видимо их хозяева вплавь переправились, и драпанули, бросив имущество. Я там по следам всё высмотрел. Вот, пригнали, пользуйся на здоровье.
— Спасибо дядька, ты даже не представляешь какой ты молодец… Крапивин!
— Я, ваш бродь!
— Осмотри пулемёты, в порядке ли они, и принимай их, оформи во второй взвод. По все бумагам проведи и мне на подпись дай. Пусть два расчёта сдадут свои ручные пулемёты под германский патрон в обоз, обозники для охраны смогут использовать, и примут их. Сделай во втором взводе тачанки.
— Есть.
Пулемёты с лентами быстро были извлечены из телеги, саму телегу наш каптенармус прибрал, ему было что туда загрузить, да и лошадь другую подобрали, что не верховую, у неё и постромки обрезаны были, благо у нас запасная упряжь была, и вот задержавшись на десять минут, мы направились в путь. С пятью станковыми пулемётами уже можно работать, хотя всё равно мало. Как я отметил, бойцы из второго взвода старшего унтер-офицера Скопова уже вполне освоили найденные пулемёты, они их знали от и до, и установлены на площадки, теперь у нас не три, а пять тачанок. Все семь наличных пролёток имели готовые площадки. Мы ушли километра на шесть, где оставив обоз, с одними только тачанками и одной пролёткой где сидело два расчёта с ручными пулемётами, теми что под русский патрон, мы подошли к забитой войсками дороге, и стали готовится к бою. Лихим наскоком тут не выскочишь, сразу встретят огнём, значит нужно подобраться поближе, чтобы встать на позиции, этим мы и занялись.
Место, которое я выбрал, находилось на перекрёстке, где пересекалось несколько дорог, и сейчас там на наших глазах произошла авария, у орудия колесо отвалилось отчего то перегородило дорогу и повреждённую пушку обтекали по обочине, отчего постепенно стала возникать пробка, и пока орудие не оттащили, и пробка не рассосалась, я решил этим воспользоваться. Как я уже говорил, на тачанках к дороге не подобраться, заметят. А вот пешком, пригнувшись, вполне. Так расчёты свои станковые пулемёты и докатили. Пролётки остались в неглубоком овраге. Неглубоком, но тот смог скрыть их. Далеко бежать, возвращаясь, не придётся. Взяли по три запасных ленты. Дальность до перекрёстка восемьсот метров, для наших становых пулемётов вполне, ручные тут так, для массовки, когда станковые перезаряжаться начнут, откроют огонь, а пока бойцы выкатывали пулемёты, тут неровность удобная, и вторые номера заряжали их. И вот когда те были готовы, я махнул укрой, и пять станковых пулемётов застрочили свои песни. Два найдёныша прошли проверку, рабочие.
Я же смотрел на своих солдат и удивлялся. Сейчас там каждую секунду гибли десятки солдат противника, уже счёт и до сотни доходил, слишком много их там было, дорога забита и любая пуля находила свою цель, и это для них нормально. А германцев, пленных и раненых, добивать никак — табу. Вот как их поймёшь? Где сотнями валят, а где рука не поднимается? Эх, русская душа потёмки. У каждого станкового пулемёта было по четыре ленты, основная и три запасных. Кстати, если при интенсивной стрельбе использовать пятую, пулемёт начнёт плеваться от перегрева. У него и после четвёртой вода шипит. Станковые пулемёты у нас на водяном охлаждении, для чего перевозится вода в бидонах, и пополняется, когда нужно. Обычно мы это делаем сразу после того как покидаем позиции. Вот и сейчас, когда станкачи впустили четвёртые ленты, их расчёты прихватили пулемёты и бегом, пригибаясь, пули над головами свистели, побежали к транспорту, а расчёты ручных пулемётов их прикрывали. Ну как обычно это делается. Наконец мы добрались до тачанок, пулемёты уже ставили на площадки и закрепляли, а заряжающие через горловины заправляли их водой, оттуда шипение доносилось и пар поднимался. А за нами и прикрытие бежало, так что дождавшись их, мы рванули прочь, обратно к обозу. Километр отмахали как обнаружили кавалерию, два эскадрона нагонял нас. Заражающее начали заряжать ленты ещё когда станковые пулемёты стреляли по германским колоннам на перекрёстке, как те первые две ленты отстреляли, бойцы-подносчики отнесли их к пролёткам и тут началась зарядка. Поэтому, когда мы покидали овраг, все пять пулемётов уже были заряжены, да ещё имелось по одной запасной ленте. Мы их подпустили поближе, те даже сабли достали атакуя, и тачанки встали в ряд, с трёхсот метров открыв губительный убийственной огонь. Как ни странно, кавалеристы не путались уйти, наткнувшись на такую встречу, атаковали до конца, и когда станковые пулемёты замолчали,
Тело убитого солдата мы повезли с собой, нужно будет его похоронить, но пока нет времени, мы постоянно в пути. В дороге, сидя в своей пролётке, я заполнял журнал боевых действий, писал карандашом, всё набело потом перепишу. Та цель которую Егор нашёл, меня конечно же заинтересовала, в германской батарее было пять тяжёлых орудий, куча лошадей, по восемь тянули в упряжке, и плюс обоз. Всё это встало чуть в стороне от дороги у озера. Видимо на ночёвку. Конечно можно было бы оставшийся световой день идти, а до наступления темноты осталось чуть больше пяти часов, однако лошадям этого не объяснишь, и они обычно устают. Вот и тут те паслись, в озере купались, в общем, уход и отдых дали лошадям, да и сами в озере плескались. Палатки разбиты, кухня дымила, кстати, я её планировал целой захватить. Когда ставил задачу, уловил заинтересованные взгляды Крапивина и кашевара. По штату на каждый взвод по кашевару с помощником должно быть, а у меня один. Если всё получится, ему не нужно мучится с котлами, кухни вполне хватит на всё подразделение. Сами орудия мне не нужны, подорвём, обоз уничтожим, из того что нам не надо, личный состав также подлежит уничтожению. В общем, нас ждёт дело. Упускать такую добычу я не собирался.
И пока мы ехали, я и занимался бюрократией. Эх, жаль штатный писарь подразделения ранен был, с ним удобно было. О боевых действиях и потерях написал, как и то что погиб один из солдат и несколько ранено. Когда я закончил, мы как раз сблизились с местом где встала батарея. По словам Егора, расположились те надолго, похоже сегодня больше те в путь не отправятся, видать коней заморили, отдых дают. Дальше оставив обоз, там хоронили павшего бойца, и мы на тачанках покатили к батарее. Тут особо не выдумывали выехали из-за рощи и два километра проехали по открытому полю к озеру. Не смотря на то что нас видели издалека, понять смогли кто движется, только когда мы сблизились на сто метров, до этого на нас особо не обращали внимания. Видимо каски смутили, за своих нас приняли, германцам известно, что у русских их нет, фуражки, папахи и всё. Раздался крик тревоги, да поздно, пять тачанок развернулись и сразу застрочили станковые пулемёты. Из пролётки спрыгнули расчёты ручных пулемётов и залегли, также открыв огонь. Они не допускали артиллеристов до стоек с личным оружием, а станковые били по крупным скоплениям солдат. По воде фонтанчики вставали где виднелись головы купающихся. Там руки солдаты первыми подняли. Казаки прямо с седла били из своих карабинов, уничтожив трёх офицеров, и ранив одного, самого полного, который по их предположению и являлся командиром, и которого нужно было брать живём. Мою просьбу о знающем офицере те помнили.
Сам я из седла коня стрелял из подаренного дядькой трофейного карабина. Сам конь подо мной вздрагивал, по нему пробегала дрожь, но тот стоял как вкопанный, я крепко сжимал его коленями, чтобы чего не удумал. Выпустив обойму, все пять патронов, ни одного промаха, я стал неспешно перезаражаться, двигаясь на коне к орудиям, стрелять было уже не в кого, батарея была захвачена, личный состав практически полностью перебит, уцелело едва с три десятка солдат из любителей поплавать, их мои сгоняли в общую кучу. С нами были фельдфебель и каптенармус, как раз на предмет приёма трофеев и взяли, и вот они с Крапивиным этим занялись. К кухне, что продолжала дымить, уже подвели двух коней, готовясь их запрячь, телеги осматривали, обоз, палатки. Патроны собирали и грузили в две повозки, в них тоже запрягали лошадей. Четыре станковых пулемёта перезарядили и перегнали так, чтобы те держали поле, за которым и была дорога, тут возвышенность, дороги не видно, но слышно, так что скоро стоит ожидать гостей. Вот с пятым пулемётом проблема, поломка, это был один из моих, а не найдёнышей. Та слышен стук, расчёт пытается отремонтировать своими силами, взводный, старший унтер-офицер Букин, рядом суетится, но похоже поломка серьёзная, в мастерские нужно вести.
Сам я тратить тут толовые шашки на уничтожение орудий не хотел. Подозвал двух рядовых посмышлёнее, показал, как зарядить орудие фугасом и забить дуло камнями, глиной и землёй, после чего выдал им длинную бечёвку. И пока те совершали подобное с четырьмя оставшимися орудиями я пообщался с майором, командиром батареи. Казаки не ошиблись, именно он и был командиром, я могу уверенно сказать, что им просто повезло что это хряк тот кто мне нужно, не стоит больше по внешней полноте судить. Не все генералы толстяки. Почему-то у казаков бытовало мнение, чем более тучный офицер, тем выше у него звание. Генералы видать совсем ожиревшие бочонки. В общем, пленных и раненого командира батареи, у него плечо было прострелено, мы оставили, погнали прочь, раненых те сами забрали. Тут я поинтересовался у подчинённых, бьём или нет, вот те и попросили оставить им жизнь, и я не преминул им напомнить, что это их решение. Орудия подорвали дистанционно, по одному, длинной бечёвкой, теперь их только в металлолом, и перед уходом подожгли обоз с боеприпасом. Палатки только целые забрали, три сгорело, было одна большая взводная, и две офицерских. Ну и галопом унеслись. Обоз у нас увеличился на три армейские двуконные повозки, кухню, офицерскую коляску, трёх верховых и сотню ездовых лошадей, и всё. Пулемётов, к сожалению, у артиллеристов не было, зато все патроны забрали, продовольствие, а личное оружие сложили в телеги со снарядами, и те были уничтожены вместе с ними. От дороги на стрельбу никто не появлялся, а вот на взрывы вполне, станковые поработали прогоняя, и отошли, по моему приказу. И вот так мы уходили.