Офицерский гамбит
Шрифт:
– В чем тогда, по-вашему, причина отказа американцев от Украины?
То, что Артеменко сразу задал этот вопрос, ясно свидетельствовало, что он не будет отпираться от изложенного Мишиным по поводу своей принадлежности к российским спецслужбам. Лучше не заострять на этом внимания, рассудил Алексей Сергеевич, так проще. Просто сделать вид, что никто ни о чем не говорил. Он знал, что до тех пор, пока он сам вслух не признает, что выполняет миссию разведчика, слова останутся просто словами. Хотя внутри он содрогнулся, но не выдал своего беспокойства.
– Мой дорогой друг, повод находится на другом конце света. И имя ему – Китай.
Артеменко подумал, что, пожалуй, Мишин уже перестарался. Бредит, да и только. При чем тут Китай?
– По оценкам американских аналитиков, Китай настолько набрал обороты, что уже к 2020–2025 годам будет составлять политическую, экономическую и военную угрозу Соединенным Штатам. Вот и подумайте! В Российской Федерации, которая все еще заигрывает с Китаем, уже давно начались необратимые процессы. Дальний Восток активно, невероятными темпами китаизируется. Демографическая проблема, как удавка, душит Москву. Исламский мир зверино ощерился, наступает. Вам процитировать пару строк? – И не ожидая ответа собеседника, быстро и безошибочно вытащил из стопки исписанный лист бумаги. – Вот послушайте! Это
– А почему вы думаете, что возникла возможность вовлечения России в скрытое или реальное противостояние с Китаем? Ведь сегодня уровень сотрудничества России с Китаем на беспрецедентном уровне.
– Откройте глаза, Алексей Сергеевич. – Тон Мишина стал снова надменным, менторским, не терпящим возражения. – Проблемы мироустройства начались с 2001 года, когда пали небоскребы-близнецы. Америка стала нуждаться в партнерах, и не только в вопросах противостояния терроризму. Россия может быть партнером в глобальной антитеррористической коалиции, и потому Запад закрыл глаза на права человека в Чечне. Изменилась вся геополитическая конструкция мира. Путинская Россия начала заполнять мир сателлитными государствами, и Украина – одно из государств, которые будут принуждать к любви. Китай же наступает на Дальнем Востоке – там китаизация региона угрожающая. Китай сделал точную копию современного российского боевого самолета и этим доказал, что технологически уже на одном уровне с Россией. Еще несколько лет, и технологический скачок оставит Россию далеко позади. Вот почему американцы во главе с Обамой так легко отдали Украину – за счет поглощения Украины, согласно их расчетам, Россия сможет сдержать развитие Китая лет эдак на 20–30. Все сегодня заняты попыткой выиграть время. А вы и такие, как вы, – лишь оловянные солдатики в тактических играх, до стратегии тут не дойдет.
Артеменко снова долго думал над темами, затронутыми в разговорах с Мишиным. Его все еще живой аналитический ум кипел, как проснувшийся, но еще не вырвавшийся наружу вулкан. Но этот вулкан уже искал возможности выбросить забродившую лаву.
В самом деле, слишком много подтверждений кризиса российского общества. Неуклонное, неисправимое сокращение населения. Неудержимое бегство его части за границу – в разные стороны, как от чумы. Нравственная деградация, небывалый рост наркомании и алкоголизма. Умопомрачительный рост бытовой агрессивности, часто направленной уже и на детей. Тотальная коррупция, ставшая единственным регулятором отношений во всем сообществе. Ну не результат ли это адаптации российского населения к насилию, которое власть практиковала по отношению ко всему окружающему миру? И все это на фоне наступления Китая на Востоке, истощения возможностей на Кавказе, бесконтрольного распространения ислама…
Еще один неоспоримый признак кризиса России: два последних десятилетия являются вопиющими свидетельствами деградации научно-технологической мысли. Ничего нового не построено. Ни современного самолета, ни конкурентоспособного автомобиля, ни даже сносной бытовой техники, ни дорог – ничего. Налицо деградация всей социальной инфраструктуры. Кто-то сказал, что у нас нет ни одной настоящей автострады, а дорог с твердым покрытием меньше, чем было в Римской империи. Стагнация культуры, литературы, искусства и экспорт бессилия на пространство бывших Советов. Сцена все больше наполняется аматорами. А что появилось в литературе значительного, эпохального после Ивана Чонкина Войновича?! А что снято такого, что выходит за рамки примитивного?! Кризис общечеловеческого породил распространение бессилия во все сферы, как будто эта духовная анемия – заразная инфекция. Вот почему Мишин не верит, что тот, кто назовет себя новым украинским лидером, станет делать вклады в культуру, в идею, просто в живую национальную мысль. Потому что львиная доля времени, усилий и ресурсов пойдет на копирование доминирующего, властного образа – того смертного, которого хотят сделать святым. И вот тут-то Путин прав. Тем, что апеллирует к вниманию толпы. К зачумленным массам, живущим под чужой ответственностью. А мифом о построении великой державы, новой Руси как раз и решается проблема отвлечения внимания от всех тех далеко не безобидных хворей, что завладели сознанием и интеллектом современного россиянина. Но есть еще один нюанс, который упустил Мишин. Он не заметил, что Украина во всей этой геополитической игре становится пробным шаром. Если реакция Запада окажется мягкой, на деле она будет восприниматься Путиным и компанией не иначе, как разрешение восстановить свой контроль над всем пространством, которое когда-то было Советским Союзом. Украина может возвратиться к копированию российского бытия. Россия ведь уже ясно продемонстрировала, что намерена выступить неоколонизатором следующего поколения, и весь вопрос для него, Алексея Сергеевича Артеменко, да и для каждого обитателя Украины, заключается лишь в одном: хотим мы жить в отдельном государстве или нас устроит империя Путина… Лично для себя Артеменко уже все решил.
Глава седьмая
(Межирич, Черкасская область, конец ноября 2009 года)
Осень победоносно вошла в древний город на Днепре. Наступили те совершенные дни, наполненные глубокой, многозначительной задумчивостью, смешанные с самодовольным аккомпанементом бесподобного, сугубо осеннего озорства, когда фактурные изменения застывают, замирают на короткое время, а открывшиеся взорам аскетически оголенные, кажущиеся обездоленными деревья безмолвно вещают о грядущих переменах. В такие дни одинаково хочется петь или плакать без причины, а необъяснимая смена настроений вызывает то жажду переосмысливать ход времени, то смутный импульс кружиться вместе с застывшим миром в диком первородном танце.
День был не выходной, но такая щемящая пятница, которая всегда создает предвкушение близкого отдыха, неизъяснимой праздничной торжественности, приближения уже через несколько часов периода безвременья, а затем и короткого, бесноватого отрезка неги. Радость полковника Артеменко должна была бы усилиться – ранним утром в субботу из Москвы поездом приезжали жена с дочерью. Они намеревались пробыть с ним в Киеве всю следующую неделю, до самого отпуска, обещавшего стать длинным привалом. Но чувство радости почему-то было притупленным, ощущение счастья не приходило, хоть он и звал его в тайных мольбах и визуальных представлениях. Напротив, внутри была странная, тягучая тяжесть, и даже намеченная семейная поездка в Швейцарию и Испанию не будоражила его, не щекотала приближающимися переменами, как это бывало раньше. Он ощущал, что его сознание странно забито непроходимой грязью и пылью, подобно фильтру, который следует немедленно заменить из-за неспособности пропускать свежие мысли. Поле его мировосприятия заросло высоким сорняком с цепкими корнями, и оттого он часто просыпался среди ночи от беспричинного беспокойства. Появилось тревожное ощущение чего-то неотвратимого и дикого, несопоставимого с его природой и внутренней экологией. Вороньими стаями над ним кружились мысли с вечными вопросами: зачем, для какой такой цели он живет, в чем тайный смысл его предназначения? Когда он устраивал себе беспристрастный допрос, вопрошая, в чем заключается логика его поступков, то все чаще думал об отце. Представлял себе его жизненную диаграмму и сравнивал со своей… В Москву его теперь совсем не тянуло, последние новости оттуда отвращали, теперь вот эта невыносимая, трепетная и навевающая своим умиротворением невыразимую тоску погода… Уж лучше бы рвало ветром, хлестало изможденными, изодранными ветвями по стеклам окон, или пусть бы он жил в пространстве черствого, механического, холодильного дыхания кондиционера. И то бы так не была возмущена его душа! Но эта непристойная красота, совершенство и мощь природы вместо ощущения счастья подавляли его, слишком земного, слишком погрязшего в своих языческих ритуалах современного витка цивилизации.
Последнее время Артеменко жил в двух измерениях одновременно, в двух параллельных мирах. В одном измерении присутствовал полковник военной разведки, суровый и осмотрительный, истый профессионал, машинально фиксирующий все, относящееся к выполнению заданий Центра. В другом находился тревожный, запутавшийся человек, стиснутый обстоятельствами, временем, туманным будущим и неразрешимыми загадками собственного пребывания в этом мире. Сжатый жестоко, со всех сторон, так, что тело распрямиться не может, – почти как заживо замурованный в темнице из стереотипов, установок и ощущения несвободы и подавленности. Успешный полковник жил без ограничений на поверхности бытия; сомневающийся, страдающий человек прятался глубоко внутри его естества. Раньше он никогда не позволял тревожному, мифическому миру заблудшего сознания, миру воображения завладеть им полностью. Но теперь этот мир буйных фантасмагорий и переживаний того зажатого, задыхающегося существа неотвратимо часто наступал в виде странных, необъяснимых и одновременно страшных снов. Один из них в последнее время повторялся все чаще – после него Алексею Сергеевичу не хватало воздуха, он был точно выброшенная штормом на берег рыба, беззащитная и безнадежно гибнущая в чуждой среде. В этом сне ему мерещилось, будто он способен перемещаться в пространстве и времени, двигаясь подобно птице в полете-скольжении. Он постоянно спасался от кого-то темного и страшного, его он не видел, но ощущал позади себя в виде приближающегося и отдаляющегося тепла, расплывчатого тела, излучающего злую, разрушительную энергию. Движения рук и ног, очень похожие на гребки пловца, уносили его прочь с невероятной быстротой в неведомую даль. Но и погоня не отставала, и оттого ужас усиливался, угнетенность бегства возрастала. Наконец, подстегиваемый заячьим страхом, объятый трусливой дрожью, он ускользал от погони. И когда это происходило, он вдруг обнаруживал, что забрался в какую-то мрачную бездну. Везде была непроглядная темень, он перемещался в этой легкой среде, чувствуя, как после каждого взмаха рукой голова, лицо ощущают холодный поток невообразимой скорости. Но, несмотря на скорость, пространство никак не изменялось, оставаясь одинаковым, пугающе прохладным, далеким от привычного. Как безнадежно заблудившийся в необъятном космосе, без приборов и ориентиров, он начинал метаться в разные стороны, но среда не изменялась. От ужаса он начинал кричать, но крик был еще большим безумием, чем молчаливое скольжение в надежде отыскать землю. Крик поглощался пустотой, всеобщим чудовищным безмолвием. Весь этот вакуумный, невесомый мир надвинулся на Артеменко необъятным пространством, цепко взял в плен. Никаких картинок, ничего ясного, только безграничный сумрак, непостижимый простор, в котором он был затерявшейся одичавшей песчинкой. Когда он просыпался после космических видений, его охватывало неприятное, непреодолимое беспокойство, которое очень долго не проходило.
И вдруг сегодня он решил спасаться бегством. Да, вот что! Он поедет к Игорю, и пару часов воспоминаний, всего несколько глотков бальзама прошлого полностью восстановят его. Дорога до Черкасс и обратно Артеменко нисколько не смущала. Напротив, так хотя бы можно поиграть со временем. Его теперь вообще ничего не смущало. Он решил это мгновенно, безошибочно определив рецепт своего будущего душевного успокоения, а возможно, выздоровления. Да, ему надо было выпутаться из паутины собственных тревожных раздумий. И в данный момент только к старому другу он мог так запросто навязаться со своими душевными переживаниями, это вам не современные городские деятели с их экивоками, секретаршами и целым ритуалом согласований. Артеменко решительно набрал номер друга со своего мобильного, отчего-то ощущая странный трепет внутри. Он почему-то подумал о себе как о неискушенном юноше, который звонит девушке договориться о свидании. Нет, скорее как пациент, который просит доктора о внеплановом приеме, поправил он себя в мыслях. И только когда Игорь Николаевич ровным голосом сказал ему: «Ничего не объясняй, просто приезжай, и потолкуем», Артеменко с облегчением выдохнул и прошептал сам себе: «Ну, ты, дружище, и эгоист. А ведь он мог быть на работе». К его радости, выяснилось, что отставной полковник сегодня не на работе, и даже не в Черкассах, а в захолустном Межириче. По его собственному военному определению, «приводит в порядок территорию». Почти радостно Артеменко направил автомобиль к выезду из мегаполиса – теперь, по меньшей мере, у него был маленький заменитель цели, искусственно созданный эрзац.
Дорога была сухая и не капризная, удивляющая непривычной пустынностью и унынием. Ее порочную монотонность Артеменко подавлял непривычной для себя скоростью да обществом многозначительно хрипящих бардов, которые по очереди бомбили его градом песен, начиненных вечными, не портящимися от времени словами.
«Вишни цвет, не замечал его я много лет…» – напевал забывшийся Алексей Сергеевич себе под нос, когда протекторы его автомобиля отметились возле старинной реки Рось. Вот и приехал. Ему стало легче, в автомобиле теперь сидел полковник, а до вечера было далеко.