Офсайд
Шрифт:
Я позволил ему продолжить.
– Похоже, Томас хорошо все обдумал, – сказал он ей.
– Нет! – Николь вскочила и сделал шаг к нему. – Он не уедет! А что если... что если вернется тот другой терапевт, а?
– Мы все еще его разыскиваем, – напомнил ей Грег.
Очевиднее всего Стивен покинул город, а возможно, и страну. Со дня самоубийства папы никто о нем ничего не слышал. Знакомые федералы Грега пытались отыскать его в Лос-Анджелесе, где он жил до приезда в наш город, но безрезультатно. Как только стало известно о суициде папы и «методах альтернативной медицины»,
– Он не вернется в реабилитационный центр, – сказал я ей.
– Ты этого не можешь знать!
– Послушайте, – сказал Грег, встав из своего кресла и положив руку на плечо Николь, проводил ее назад к дивану. – Я пойду и дам вам самим в этом разобраться. Мне нужно поработать с бумагами в участке, так что вернусь через пару часов.
Довольно много времени, чтобы меня обработать.
Николь вновь уткнулись лицом в свои ладони, когда Грег собрал свое барахло и ушел из дома. Я подъехал к ней так близко, как мог, без вреда наехать на нее колесом, и положил руку ей на ногу.
– Почему ты меня покидаешь? – прошептала она сквозь слезы.
– Клянусь, что нет, Румпель, – я глубоко вздохнул. – Я делаю это ради тебя в той же степени, как для себя. Если есть малейшая возможность, что я смогу вновь ходить, мне нужно вернуться туда и поработать над этим. Здесь я не могу это делать. Ты не появлялась в школе с похорон, и я знаю, что ты хочешь... ухаживать за мной, но мне нужно самому научиться о себе заботиться.
– Нет, не нужно, – сказала она. – Я возьму это на себя. Ты... ты спас меня, и я хочу...
– Знаю, что хочешь, – сказал я и попытался сдержать собственные слезы, когда она перебралась с дивана и свернулась калачиком на моих коленях. Я держался за нее, в то время как она обхватила меня руками за голову.
– Я не хочу, чтобы ты уезжал.
– Знаю, – сказал я. – Я тоже этого не хочу, но должен. Я должен сделать это ради нас обоих.
Я держал ее, а она плакала. Я тоже плакал. В конце концов мы вместе перебрались на мою кровать, но не стали чудить, а просто обнимали друг друга и говорили о том, как она будет продолжать приходить навещать меня в центре так часто, как сможет, и приносить домашние задания, чтобы я мог вовремя закончить школу. У меня будут сессии с Даниэль и Джастином, а также я буду сам работать над собой, чтобы избавиться от своего дерьма и быть в состоянии вернуться к ней, когда все закончу.
Мое сердце не хотело этого, но разумом я понимал, что это правильный поступок.
– Румпель? – прошептал я ей в волосы, отчасти опасаясь, что она задремала. Становилось уже поздно, а Грег еще не вернулся домой.
– Эмм?
– Я не знаю, как долго мне придется там оставаться, – признался я. – Если я... если я пробуду там очень длительное время... я хочу сказать... ты... ну, понимаешь... дождешься меня?
Она повернула голову, чтобы взглянуть мне в глаза.
– Не могу поверить, что ты вообще спрашиваешь об этом, – ответила она и я пожал плечами.
– Ты не обязана, – тихо произнес
– Я бы ждала, – сказала она. – Буду ждать, ты же знаешь, столько, сколько потребуется.
Я закрыл глаза и вздохнул. Я и не осознавал, как напрягся от этой мысли, пока мое тело не расслабилось после ее слов.
– Спасибо, – сказал я. – Ведь я уверен, что даже если буду снова ходить, мне по-прежнему будет нужна твоя помощь.
– Все что угодно, – ответила она, коснувшись своими губами моих.
Помимо прочего, Шекспир научил меня, что «Однажды выручить страдальца – мало, важнее помогать ему и впредь.»129. Каким-то образом я знал, что у Николь будет куча возможностей помочь мне в будущем.
Теперь же мне как никогда нужно было встать на собственные ноги.
Глава тридцать четвертая
ФИНАЛЬНЫЙ ТРЕХОЧКОВЫЙ
– Это гребанная чушь собачья!
В данный момент я бы все сделал, лишь бы иметь возможность подскочить из своего кресла и врезать кулаком в стену кабинета Джастина в реабилитационном центре. Вместо этого я сидел на месте, уткнувшись взглядом в сжатые в кулаки руки.
Похоже за прошедшие дни мой гнев на него – моего папу, Лу – трансформировался во мне, вырвавшись наружу в виде слез.
И я это чертовски ненавидел.
Я посмотрел на Джастина, сидящего напротив меня, он откинулся на спинку своего кресла и вытянул вперед ноги. Он никогда не пользовался блокнотом, клипбордом или еще чем-либо аналогичным в ходе наших бесед, и меня всегда интересовало, неужели он все запоминал или просто записывал после сеанса.
Порой я и его ненавидел.
Я вытер лицо тыльной стороной руки и выдернул из коробки на столе один из бумажных платков. Вытерев глаза и высморкавшись, я смял платок в маленький мокрый шарик в кулаке.
Успокоившись, я произнес:
– Я ненавижу его.
– Проблема не в этом, – напомнил мне Джастин.
Я вновь бросил на него взгляд и точно знал, что он имел в виду.
– И вместе с тем я люблю его.
– Да, так и есть.
– А это чушь собачья, – вновь огрызнулся я. – Как я могу испытывать оба чувства одновременно. Он избивал меня и обращался, как с дерьмом. По его мнению, что бы я ни делал все было неправильно. Я не должен любить такое дерьмо.
– Как бы то ни было он вырастил тебя, – сказал Джастин. – Делал это хреново, но все же у вас была связь.
– Это ведь даже не было по-настоящему, – сказал я. – Он не был моим отцом.
– Как Гарднер? Ты все еще разговариваешь с ним каждый день?
– Не каждый, – ответил я. – Но частенько. Он хочет, чтобы я приехал к нему.
– И что ты об этом думаешь?
– Я не хочу, пока не смогу воспользоваться самолетом, – сказал я.
– Ты уже сейчас можешь это сделать.
– Я не хочу таскаться по аэропорту в этом кресле.
– Так мне стоит записать это в твой список целей? Сесть в самолет до Чикаго и навестить Гарднера?