Оглушительно-звенящее молчание небес. Каков же ты, наш Отец Небесный? Часть Iv - Итоги нашего дознания
Шрифт:
Молчание и безразличие Неба - вот основной факт, с которым неизбежно сталкивается мятущиеся душа и ум верующего в попытке получить хоть какое-то объяснение, если конечно он ещё не полностью заглушил свою совесть грудой цитат из массы апологетических брошюр. Этот вопрос прямо рвется из уст пророка Аввакума: "Доколе, Яхве, я буду взывать, и Ты не слышишь, буду вопиять Тебе о насилии, и Ты не спасаешь?" (Авв. 1: 2). Косвенно об этом же свидетельствует воспоминание митрополита Антония Сурожского. Он рассказывает об интересном факте "убедительного" ответа Бога одной интеллигентной иудейке, тоже задававшей Богу и своим маститым православным друзьям вопросы о преуспевании ЗЛА в реальной жизни и отсутствии должной реакции со стороны небес. Не взирая на стандартную догматическую отговорку: "спроси у Бога и ответ не заставит себя ждать", никаких ответов женщина не получила. Да и сам митрополит не был в состоянии дать ей вразумительный ответ.
Но однажды митрополит Антоний встречает эту женщину, в которой что-то явно радикально изменилось - настолько
"Вопрос первый: Бог, всё сотворивший, сотворивший мир с грехом, попускает зло, или даже содействует злу. Где же Его святость?
Вопрос второй: где всеведение и всемогущество Божие, то есть Его величие, если сотворен мир, в котором есть зло?".
Отсутствие четкого, логически непротиворечивого, объяснения нестыковки жестокостей реальной жизни и многих ветхозаветных эпизодов с, впитанными нами с молоком матери, каноническими представлениями о долженствующих качествах Бога иногда приводит к личностному краху даже очень верующих людей. Протоиерей Фаст приводит пример жизненной истории одной верующей женщины - дочери православного священника, которая в молодости желала стать монахиней, но в силу ряда жизненных обстоятельств вышла замуж за вдовца с детьми и потом ещё семерых своих родила. Несомненно, это была героическая, широчайшей души, русская женщина. Её отец-священник был арестован НКВД и погиб в Соловецком лагере, а муж от тягот жизни сбежал от семьи, оставив бедную женщину с детьми на руках. Процесс несчастий лишь набирал обороты, по сути воспроизводя в нашем недавнем прошлом весь тягостный ритуал унижения праведного Иова. Старший сын, желавший хоть как-то помочь голодающей семье, был арестован за сбор оставшихся колосков на поле. Другой сын случайно застрелил свою сестренку из отцовского ружья. Несчастная женщина непрестанно молила Бога, прося у Него облегчения участи своей семьи. Но на молитвы не было никакого ответа. Шло время, и вера оставила эту простую православную женщину - она собрала все свои иконы и молча спустила их по течению Енисея-реки. Без проклятий небесам, без слез. Она убедилась в тщетности ожидания реальной помощи небес в нужный момент– её семью больше не утешало догматическое обещание райской жизни в неопределенно отдаленном будущем. Как остроумно подмечено в русской пословице - "дорогА ложка к обеду". Неужели молитвы несчастной женщины и судьбы её детей не тронули Бога?
– - Догматы рушатся под шквалом свинца– реальность всегда вносит свои коррективы в идеологически-теологические аксиомы.
На протяжении всей книги Фаста проходит одна небольшая сюжетная ниточка из недавней советской истории, описанная писателем Виктором Астафьевым, который в 1944 году, будучи еще совсем молодым солдатом, форсировал с двадцатью пятью тысячами таких же молодых ребят Днепр. "Через кромешный ад смешавшийся с мраком ночного неба и вскипавшей от пуль губительной воды прошла одна тысяча. Через десятилетия он в страшных словах и красках опишет все это в романе "Прокляты и убиты". А тогда, оказавшись одним их двадцати пяти, достигших другого берега, взглянув на небо, он понял, что там никого нет. Бога нет. Нет разумной силы, управляющей миром и людьми. Происходящее в мире разумному объяснению не подлежит. Мир и человеческая жизнь, а хуже смерть - дело стихии и случая". Всем известна поговорка "В окопах не бывает атеистов", но реальная жизнь свидетельствует о другом: перед форсированием Днепра группировкой советских войск все солдаты уповали на милость Бога - в этот момент среди них почти не было атеистов. Но наблюдая гибель 96% наступающих ребят (24 000 человек), оставшаяся тысяча вышла на другой берег Днепра атеистами или потерявшими рассудок людьми. Для них догматы рухнули под шквалом свинца.
Для протоиерея Генриха Фаста факт потери веры в Бога солдатом Виктором Астафьевым, а вместе с ним, вероятно, и тысячами других молодых ребят, потребовал незамедлительного поиска рационального ответа на сложившуюся нетерпимую ситуацию несоответствия догматических предположений о Боге и драматичности реальной жизни. Некоторым подспорьем для этого может послужить мимолетное замечание самого Астафьева, сделанное им после посещения концерта органной музыки в Домском Соборе в Риге. Вот как этот эпизод описывает протоиерей Фаст: "...в ночь форсирования Днепра в 1944 году, когда из двадцати пяти тысяч солдат другого
Этот эпизод из жизни писателя и последовавшие по этому поводу рассуждения богослова наводит мыслящего читателя на весьма горестные размышления:
Во-первых, очевидным фактом является ничем незаслуженная гибель 24000 молодых солдат в одной ночном форсировании Днепра. Это было волей Бога или нет? Или прав Астафьев, характеризующей происшедшее лотереей жизни и смерти, где выигрывает один человек из двадцати пяти. Чем оставшаяся тысяча солдат была более достойна жизни в глазах Бога, чем погибшие двадцать пять тысяч?
Во-вторых, о чем свидетельствует всплеск флюидов жизни в душе пожилого писателя? Неужели действительно к нему вернулась вера в Божию справедливость, тем самым косвенно оправдав необходимость гибели 96% своих однополчан или это был лишь миг эмоционального подъема и надежды на то, что жизнь всё же выстоит несмотря ни на какие обстоятельства?
В-третьих, такие эпизоды реальной жизни свидетельствуют о практически ничем не подтвержденных догматических предположениях о Божьей заботе и милосердной любви к каждому конкретному человеку. Ангелы-хранители явно не справились со своей непосредственной задачей. Это глубокой занозой сидит в сердце каждого открытого сердцем человека, не был исключением и писатель Астафьев, который горько сетует: "Отчего мучаюсь? Почему? Зачем? Нет мне ответа...".
В-четвертых, финалом этой поучительной истории могут послужить слова самого Астафьева, написанные незадолго до своей смерти в записке, найденной его близкими: "От Виктора Петровича Астафьева. Жене. Детям. Внукам.
– Прочесть после моей смерти: Я пришел в мир добрый, родной и любил его безмерно. Ухожу из мира чужого, злобного, порочного. Мне нечего сказать вам на прощание. Виктор Астафьев".
Включение подобного случая из недавней истории (который отнюдь не был чем-то исключительным) в свою книгу, делает честь православному протоиерею. Фаст не пытается следовать обычным для ортодоксов методам, забалтывая реальные факты, скрывая кричащую обнаженную несправедливость реальной жизни под соусом благочестивых цитат из трудов разнообразных святых отцов. Однако благочестивость никогда не служила мерилом логичности и убедительности. Ветхий Завет убедительно показывает, что корни подобного торжества несправедливости заложены ещё в глубокой древности. Об этом буквально кричал Небу благочестивый Иов, правда озаботившийся данной проблемой лишь после своих личных несчастий; об этом, глядя на страдания своих соплеменников, бесстрашно взывал Небу и пророк Аввакум. В обоих случаях, по началу, ответа с небес не было. Верующий человек, изучая эти две великие книги, с нетерпением ждет: вот-вот Бог скажет Свое веское слово, и патовая ситуация разрешится - все аргументы будут аккуратно разложены по логически безупречным полочкам. И терпение верующих в конце концов было вознаграждено - Бог Яхве ответил взывающим храбрецам.
Но от этого легче не стало, ситуация не только стала яснее - она еще более осложнилась. Лучше бы Яхве вообще ничего не говорил - было бы больше простора для богословских теоретических построений. В случае с Иовом ответ Яхве был о чем угодно, только не о милосердном отношении небес к слабым и смертным людям. Не было ничего сказано о желании способствовать более справедливому устройству человеческого существования. Зато явно проступало желание дать почувствовать бунтовщику Иову всю подавляющую мощь Божьей мышцы, что в конечном счете и привело к, возможно вынужденному, признанию Иовом своей неправоты. Исходя из текста книги Иову было что-то такое продемонстрировано, что в конечном счете убедило его в правоте Яхве. Парадокс ситуации состоит лишь в том, что теодицея книги Иова оперирует некими недоступными для смертных людей сверхсекретными фактами, которые так и не были сообщены автору книги Иова, а вместе с ним и всем остальным верующим на планете. Почему бы один раз и навсегда не раскрыть Божьи аргументы? Книга Иова таких шансов нам не предоставила - лишь мельком намекнула на что-то.
Остается надеяться, что пророку Аввакуму было сообщено больше, чем Иову. Пророк жил во время нашествия халдеев на Иудею и последующего вавилонского пленения иудеев. Некоторое время до этого было полностью уничтожено Северное царство из двух частей расколовшегося Израиля, и настало время оккупации Южного царства. Страдания избранного народа вызвало среди просвещенной его части законный вопрос: "Почему Яхве не вмешивается и не помогает согласно заключенному договору-союзу во времена Моисея?". Пророк Аввакум выразил этот законный вопрос самым смелым и эмоциональным образом: