Огненная судьба. Повесть о Сергее Лазо
Шрифт:
Взяв себя в руки, главком поднялся, большими пальцами обеих рук согнал складки гимнастерки за спину.
— Потом решим. Пошли.
Они направились в конец коридора, где узкая захламленная лестница вывела их на следующий этаж. По дороге Лазо рассказал, что японцы давно уже не верят в реальную силу земской управы. А после выборов в Совет у них не осталось никаких сомнений относительно влияния большевиков. Если бы знать заранее, что Красная Армия остановится перед «Читинской пробкой»! Теперь же приходится действовать, принимая в соображение создавшуюся обстановку. Время для нас отмерено буквально днями: до того часа,
— Будем думать, чтобы убрать отсюда штаб. Слишком уж опасно здесь! Но куда? Хорошо бы, по-моему, в Хабаровск…
В большой комнате над разостланной картой озабоченно стояли двое: оба с бородками, оба в пенсне. В том, что постарше, чувствовалась выправка кадрового военного.
— Товарищи Сибирцев и Луцкий, — представил их Лазо. — А это командир 1-го Дальневосточного… Предлагаю отложить на время споры и заслушать его доклад о состоянии полка.
Теребя бородку, Всеволод Сибирцев ласково покивал Ильюхову и приготовился слушать. Алексей Луцкий быстро просмотрел несколько бумажек, выбрал одну и положил перед собой на стол.
Ильюхов начал с того, что попросил помочь полку одеждой и вооружением. В особенно плачевном состоянии находятся корейский батальон, сформированный недавно в Шкотово, и рота венгров.
— Поможем, — тотчас сказал Лазо. — Этого добра у нас теперь хватает. Две тысячи комплектов обмундирования тебя устроят? Трофейное, английское…
Выдрав из блокнота лист, он написал распоряжение.
— Там получишь еще и постельные принадлежности, — добавил он. — Разжились у «союзничков»!
— Корейцы хорошо воюют? — спросил Луцкий.
— Если их как следует вооружить, будут лучшие бойцы.
Луцкий задал еще два-три вопроса и постепенно завладел беседой. По точности вопросов в нем чувствовался военный специалист с хорошим образованием.
На карте, раскинутой по столу, Ильюхов узнал условные обозначения частей своего полка. Такими же значками помечены были Тетюхинские рудники, Спасск, Гродеково, Шкотово. Как видно, штаб работал над созданием в Приморье целой армии.
Ильюхов решился задать вопрос:
— Неужели нет никакой надежды?
Все трое переглянулись.
— Видишь ли, — сказал Лазо, — японцы остаются японцами. На словах они за мир, а на деле… Ты же сам говоришь, как они вцепились в Кипарисовский тоннель.
— Значит, что же… война? — ломился напрямик Ильюхов.
— Мы, конечно, пытаемся… Но в интересах дела — готовиться к худшему.
Луцкий добавил:
— Много, слишком много подозрительного.
Перед глазами Ильюхова стояла оживленная толкотня на владивостокских улицах, красные бантики на шинелях японских солдат.
— Я сейчас шел сюда и видел: по-моему, японцы к нашим… того… вообще-то довольно дружелюбно. Язык бы еще знать!
— Ну, солдат с солдатом всегда найдут
— Уже объясняются! — заверил Ильюхов.
— У нас сейчас создается политическое управление, — сообщил Луцкий. — Постараемся завоевать японского солдата. Ушли же немцы с Украины после Брестского мира!
— Время, время! — с болью в голосе проговорил Лазо. — Распропагандированных солдат генерал Оой немедленно отправляет в Японию. А свежий контингент… Мне, например, рассказывали: наши взорвали эшелон, японского солдата придавило, так он не о помощи кричит, а разбирает магазинную коробку и разбрасывает части. Зачем? Чтобы его винтовка не досталась партизанам. Представляете? Такие фанатики себя покажут!
В комнате появился высокий пожилой военный с усами вразлет. Мундир со следами споротых погон плотно обтягивал сухощавую фигуру. Это был капитан Сакович, начальник оперативного управления Военного совета. В феврале 1917 года он безоговорочно перешел на сторону народа, работал еще с Сухановым, занимаясь во Владивостокском Совете военными вопросами, затем командовал Уссурийским фронтом. Ильюхов слышал о нем как о прекрасном штабном специалисте.
Пригласив капитана Саковича к столу с разостланной картой, Лазо поднялся и выдержал недолгую паузу.
— Сама обстановка заставляет нас жить на два этажа. Мы сейчас формируем регулярную армию. Это — легально. Нелегально же мы должны не забывать о коварстве японских интервентов и быть готовы к тому, что они могут напасть на нас внезапно. Легальной работой у нас занимается Военный совет. Для нелегальной работы мы создаем специальный центр. Вам, — официальным тоном обратился Лазо к внимательно слушавшему Ильюхову, — придется переключиться на нелегальную работу. Формально вы остаетесь в должности командира 1-го Дальневосточного, но, повторяю, формально. На деле же поскорее сдавайте полк своему заместителю и готовьте Приморье к обороне. Вам и вот капитану Саковичу Военный совет дает три дня, чтобы подготовить свои предложения. Понимаю, что трех дней мало, но, к сожалению, больше дать не можем, — некогда. Положение угрожающее…
Он помедлил, собираясь что-то добавить, и вдруг улыбнулся.
— Ступайте-ка поскорее к коменданту, он вас переоденет, приведет в порядок. Сбрасывайте с себя эти таежные шкуры…
За обеденным столом Сергей Лазо насмешливо глядел на хозяина.
— Значит, вы с Саковичем сразу же законфликтовали? Не успели начать и — уже? А мы-то надеялись!
— Пойми меня правильно. Ваш Сакович судит и рядит, как кадровый военный. Он рассчитывает на обыкновенную позиционную войну, а мое мнение — готовиться к партизанской войне.
Перед тем как увести Лазо к себе обедать, Ильюхов зашел в кабинет усатого капитана. Все стены были увешаны картами. Разноцветные флажки обозначали расположение партизанских частей и японских войск. Вдоль морского побережья твердая рука военного специалиста провела жирную черную линию, обозначив предполагаемый оборонительпый рубеж. Сакович ломал голову над тем, каким образом предотвратить высадку крупных военных десантов противника. С этого и начался спор. На взгляд Ильюхова, в оценке обстановки следовало исходить из того, что у японцев в Приморье уже имеется вполне достаточно военных сил и они могут обойтись без подкреплений.