Огненная земля
Шрифт:
— Тогда простите, товарищ капитан–лейтенант. — Он щелкнул шпорами.
Шалунов вздохнул, пожал плечами и дружелюбно улыбнулся Букрееву.
Курасов провел по Букрееву холодным взглядом узких, чуть раскосых глаз.
— К сожалению, ничего не могу.
— Жаль. Если бы меня сегодня не вызвал контр-адмирал Мещеряков, я бы мог не торопиться так..
— Мещеряков? — переспросил Курасов. — Вас вызывает контр–адмирал Мещеряков?
— Я еду к батальону.
— К какому батальону? — быстро спросил Шалунов, отодвигаясь от стола вместе со стулом. — К отдельному батальону морской пехоты
Курасов смущенно улыбнулся.
— Простите, товарищ капитан… — он подыскивал слова. Я обычно отказываюсь брать с собой посторонних людей. Мы идем медленно. Иногда приходится тянуться за тральщиками. Удобств никаких. Но если вы по вызову контр–адмирала…
— А для нашего контр–адмирала мы постараться готовы, — Шалунов прижал к груди свои большие ладони.
— Итак, завтра на рассвете, товарищ Букреев, — сказал Курасов. — Вы знаете, где мы ошвартовались?
— Да, знаю. Команду тоже берете?
— Безусловно. Мы их распределим по кораблям. Они помогут в походе.
— А вы, Курасов, все же здорово арбуз-то… — сказал, прощаясь, Букреев, делая вид, что между ними ничего особенного не произошло. — Все астраханцы такие?
— Просто я владею левой рукой так же, как правой, вот и весь секрет, — смущенно сказал Курасов. — А вообще левой рукой арбуз разрезать очень трудно.
— Курасов словчил! — шутливо возмутился Шалунов. — Он левша! Дюжина бутылок снова у меня в кармане.
— Не влезет в карман, Шалунов, — почему-то очень громко прокричал молоденький лейтенант и, сам испугавшись своего голоса, покраснел. Но за столом снова зашумели, разом заговорили, и юноша успокоился.
Букреев вышел; он слышал, как кто-то крикнул: «Выпить бы за контр–адмирала Мещерякова!» — «Тогда и за Звенягина!» — перекрыл второй голос.
На улице стойко держался туман. Луч корабельного прожектора медленно опускался все ниже и ниже. Букреев задержался на ступеньках у входа в столовую, наблюдая борьбу электрического света и влажных Паров.
Через закрытую дверь доносились взрыва смеха, гомон молодых голосов. Букреев шагнул вниз и сразу же отпрянул от неожиданности: близко возле него стояли вооруженные люди. Это был Манжула, дожидавшийся капитана, и его друг Горбань, старший краснофлотец, списанный с линкора «Севастополь» в морскую пехоту и попавший в «тридцатку».
— Мы вас проводим, товарищ капитан, — сказал Манжула.
И все втроем они пошли к штабу.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
На рассвете Букреев верхом приехал на пристань. Туман не рассеялся, а еще больше сгустился. Если бы не чрезвычайные обстоятельства, выход в море не был бы разрешен. Шалунов, исполнявший обязанности флаг- штурмана, был озабочен.
— Плавание в таком тумане вообще беда, а когда еще знаешь, что кругом рыщут подлодки… — мимоходом сказал Шалунов, пожимая руку Букреева. — Ну, как-нибудь, Букреев. На траверзе Очемчир, говорят, ясно…
Шалунов исчез в тумане, и только по скрипу сходни можно было догадаться, что он поднялся на корабль. Хайдар держал под уздцы лошадей и смотрел на капитана грустными глазами. Волны плескались о стенку причала, и плеск, казалось, приходил из какой-то таинственной глубины.
Кабардинка нервничала, прислушиваясь к звону, несшемуся с кораблей, к стуку ящиков, крикам матросов, грохоту перекатываемых пустых железных бочек. Букреев погладил ее шею, по всему длинному мускулу, бугристо прошедшему под его пальцами. Мокрая чистая шерсть привычно ощущалась им, так же как вихрастый зачес гривы и горячая складка между шеей и головой.
— Хайдар! Ты сам присматривай за ней…
Букреев замолчал, ему не хотелось говорить. Было жаль Хайдара; жаль и лошади, прослужившей ему больше трех лет, жаль города и даже этих бесконечных дождей, перемежающихся туманами.
Было горько, оттого что мечта о приезде семьи не осуществилась, было тревожно: впереди — опасные труды.
Вблизи стали чаще пробегать матросы в рабочей одежде. Фыркнул и заработал сначала один судовой мотор, а потом загудели и еще моторы. Сырые запахи утра как бы прослоились запахами отработанного бензина и машинного масла. Появился Манжула и с ним Горбань — светлоглазый сильный моряк, лет двадцати пяти, с приятным лицом и какой-то хитровато–безмятежной улыбкой. Манжула и Горбань привели команду. Получив разрешение Букреева на посадку, Манжула скомандовал, и моряки «тридцатки», как они себя сами шутливо окрестили, пошли на корабли. Манжула вернулся и остановился рядом с Букреевым, пренебрежительно поглядывая на Хайдара и лошадей. Хайдар заметил взгляд Манжулы, и его губы недружелюбно искривились.
— По кораблям! — прокричал вахтенный с борта флагманского корабля. — Кто там на берегу!
Букреев обнял Хайдара и пошел на корабль.
— Прощай, Хайдар, — сказал Манжула уже с палубы.
Узбек шагнул вперед.
— Его… товарища капитана…
Манжула понял, что значат эти слова.
— Как-нибудь, Хайдар!
— За капитана не беспокойся, чернобровый, — добавил Горбань и тревожно сказал: — Что-то Раечки нет, Манжула. Опоздала. А все потому, что муж приехал из Хоби.
— Муж из Хоби — это все, — заметил Манжула.
Моторы заработали сильнее, палуба под нотами задрожала. Два матроса стали у кнехтов, чтобы сбросить швартовы. Горбань, не скрывая беспокойства, перегнулся вперед, схватившись за поручни.
— Должна прийти проститься, обещала. Одна она у меня, сестренка.
— Для тебя она одна и единственная, — сказал убежденно Манжула, — а для нее ты теперь отошел на второй план, Саша. Муж — это все. Раз есть муж — нет тогда ни отца, ни матери, ни брата, ни свата.
— Александр! Саша! Горбань! — картавя, прокричал из тумана женский голос.
— Она, Раечка!
Горбань перемахнул поручни и пропал в тумане. Курасов сдвинул к переносице тонкие брови, буркнул, но так, чтобы его слышал стоявший у мостика Букреев:
— Вот почему я не люблю пассажиров, — и приказал боцману: — Отдать швартовы!
Корабль как бы выпрямился. Медленно начали покачиваться у борта кони, вскинувшие головы, Хайдар в своей длинной шинели и фуражке пограничника, косо поднятые дышла орудийных передков, подготовленных к погрузке…
Горбаня не было, и раздосадованный Букреев строго отчитал Манжулу, отвечавшего за порученную ему команду.