Огненная земля
Шрифт:
После удачных боев за Новороссийск и Анапу Мещеряков и Шагаев готовили морскую пехоту и корабли к десантным операциям в Крыму.
Мещеряков точно знал об условиях похода и времени прибытия каравана Курасова в Геленджик. Но все же он смог только тогда облегченно вздохнуть, когда ему, наконец, передали по телефону, что все корабли благополучно вошли в бухту.
Контр–адмирал поджидал Букреева на командном пункте, в одноэтажном здании казарменного типа, расположенном на окраине города. Склонившись над столом, Мещеряков внимательно
Шагаев с услужливой настороженностью наблюдал зз контр–адмиралом. Когда карандаш Мещерякова закручивал на Полях доклада какую-нибудь завитушку, Шагаев чуть–чуть приподнимался, пытаясь искоса разглядеть, на чем останавливал свое внимание контр–адмирал.
— Парторг Линник всего–навсего сержант, — сказал Мещеряков. — Почему бы ему не присвоить офицерское звание? Все же быть партийным организатором в отдельном батальоне морской пехоты… — Контр–адмирал, опустив глаза, продолжал читать.
— Батраков считает его на своем месте, но офицерское звание…. — Шагаев замялся: — Батраков советует подождать.
— У Линника за плечами Мысхако. Его Куников знал, Старшинов и Ботылев хвалили… В общем, Шагаев, после крымской операции Линника не забудьте — Мещеряков откинулся в кресле, так что его лицо попало в тень, отбрасываемую настольной лампой, зато грудь ярко осветилась, и орден Суворова заиграл рубчатыми гранями золотых лучей. — В переписке с Джервисом Нельсон однажды выразил правильную мысль: «Нужно, чтобы офицеры ожидали от своих адмиралов повышения.
Без этого что будет значить для них хорошее или дурное мнение их начальников». Изречение очень разумное…
— Да, изречение разумное, — подтвердил Шагаев, быстро перебирая в памяти подначальных ему людей, которых, может быть, он обошел представлениями к следующему званию или награде.
— По–моему, люди в батальоне подобраны хорошо, — сказал Мещеряков, не меняя позы. — Хороню и то, что Батраков сразу же раскусил этого Тузина и мы вовремя от него избавляемся.
— Еще до боя — расстройство желудка! — Шагаев рассмеялся. Мясистое и красное его лицо' еще больше налилось кровью, глаза сузились, плечи подрагивали.
— Шагаев, у вас генеральский смех, — пошутил Мещеряков — помните, Гоголь описал генеральский смех?
— А как же, как же, Иван Сергеевич, помню. — Шагаев посерьезнел. — В «Мертвых душах».
— Правильно, в «Мертвых душах». Слава богу, мы, кажется, избавились от последней «мертвой души», от Тузина. И я лично доволен, что наш выбор остановился на Букрееве… Именно на Букрееве.
— Но он еще не воевал, — осторожно вставил Шагаев.
— Ему просто не дали этой возможности.
— Начинать сразу с десанта?
— Он начинал на заставе. А пограничники всегда воевали, Шагаев. А забыли, как штурмовали Новороссийск пограничники подполковника Пискарева! 290 отдельный стрелковый полк войск НКВД! Орлы ребята! Не хуже наших матросов высадились и уцепились за берег. У Букреева пятнадцать лет стажа, опыт! Как он блестяще уничтожил на побережье диверсионную банду! Нашим матросам нужен именно такой командир для боев на суше. В операциях по освобождению Крыма мы будем попрежнему подчинены армейскому командованию, нам очень важно в десантном батальоне иметь хорошего, разумного армейского командира…
Вошел адъютант, худощавый молодой. офицер с безукоризненной выправкой и четкими, но спокойными движениями. Мещеряков вопросительно посмотрел на адъютанта.
— Букреев? Угадал?
— Прибыли капитан Букреев и капитан Батраков по вашему приказанию, товарищ контр–адмирал, — раз- дельно, как будто любуясь каждым аккуратно отрубленным словом, доложил адъютант.
— Просите. Закажите в салоне ужин на четыре персоны и бутылку вина. Подать сюда… Я позвоню, когда. Идите!
Мещеряков поправил абажур на лампе пухлыми пальцами с тщательно отполированными ногтями, приосанился. Увидев входивших в кабинет Букреева и Батракова, он встал из-за стола и направился к ним.
— Ожидал, ожидал. Не представляйтесь, Николай Александрович. Наслышан.
— Откуда, товарищ контр–адмирал?
— О, вы очень хорошо улыбаетесь! — воскликнул Мещеряков. — Но улыбка, слишком, я бы сказал, гражданская. С нашими орлами нужно что-нибудь такое… — он прищелкнул пальцами.
— Я…
— Не смущайтесь, — сказал Мещеряков. — А вы, я вижу, с характером, Букреев. Если бы это вам сказал не контр–адмирал, пожалуй бы, сцепились. Ишь, как у вас побледнели уши! Ну, ничего, ничего… Знакомьтесь, Николай Александрович, с товарищем Шагаевым и присаживайтесь.
Мещеряков в непринужденной беседе «прощупывал» нового командира батальона самыми разнообразными перекрестными вопросами: каково здоровье, плавает ли, не охотник ли или рыболов, умеет ли ставить парус, знаком ли с немецким оружием, где семья, какие получает письма из дома, каковы отношения с Тузиным…
Букреев понимал скрытую цель всех этих вопросов. Ему было ясно, что десанту придается большое значение, что дело не за горами, что батальону предстоят тяжелые испытания, что контр–адмирал, заочно назначив его командиром, сейчас проверяет, пока не поздно, правильность назначения…
Пятнадцатилетнее пребывание в армии и в погранвойсках, где изучению обстановки и человека принадлежит первая роль, помогли Букрееву разобраться во всем происходящем сейчас. Узнав теперь от самого Мещерякова причину отстранения Тузина, он не стал отзываться о нем плохо. Он знал Тузина с хорошей стороны. Правда, они еще не воевали бок о бок, а ведь только тогда начинается настоящая проверка… Конечно, поведение Тузина ничем не оправдано. Он никогда не жаловался на болезнь, это был примерный здоровяк.