Огненная земля
Шрифт:
Баштовой, запыхавшись, почти вбежал на крыльцо и постучал. Жена как будто ждала его, где-то близко притаившись, — так быстро она открыла дверь.
— Ваня! Так долго сегодня!
— Оля, не спишь?
— У нас гости. Ждем тебя. Павел пришел с Тамани.
— Павел Пришел? Отлично. Я давно не видел его.
— У нас Курасов с Таней…
— Тоже отлично, Оля.
— Как может быть иначе, — сказал Звенягин, выходя навстречу хозяину, — хотел бы я знать, как мог ты сказать иначе? Здорово, Иван.
—
— Эх ты, муж! Сразу за дела…
Звенягин маленький, с откинутой назад головой, резко покачивая плечами, пошел вперед. В комнате на диване возле Курасова прикорнула Татьяна, полуобняв его и положив ему голову на грудь. Услышав шум, она встряхнула головой, — светлые волны рассыпались, — высвободила из-за спины Курасова руку и протерла глаза.
— Пришел?
— Пришел, — ответил Курасов.
Таня, не скрывая своей радости, спрыгнула с дивана навстречу Баштовому.
— Танюша, будь готова, — сказал Баштовой, шутливо вытирая губы. Они поцеловались.
— Ольга, смотри, — Звенягин погрозил пальцем Баштовому, — пореже пускай в дом красивых подруг.
— Курасов, ты должен рассказать нам про нашего нового командира. Ты слышал, Павел? Курасов нам его привез.
— А Тузина ты хорошо знал?
— Встречались по службе, — неохотно ответил Звенягин. — Здесь разве узнаешь человека? В деле сразу разбираемся, кто каков. Вот и в новом нашем комбате скоро разберемся…
— Скоро? — переспросил Баштовой, взъерошивая свои белокурые волосы.
Звенягин, старательно размешивая сахар в стакане чая, ответил не сразу.
— К тому идет, — протянул он. — На Тамани доколачивают немцев, на Крым надо выходить, а то и так наш левый — черноморский фланг что-то отстал. Армия к Днепру вышла. Долго казенный харч зря нам переводить нельзя… Ну, ладно, Иван. Ты видишь, как мы самоварчик сообразили с Татьяной? Сами ставили. Поет, как Лемешев. Ходим к тебе и завидуем, Ваня. Ты же человек необыкновенный.
— Действительно, такое отмочишь…
— Ты счастье на войне нашел, жизнь. Многие теряют сейчас и счастье, и жизнь, и уверенность, а ты находишь. — Звенягин повернулся к Курасову, попрежнему сидевшему молчаливо возле Тани. — Учись, парень, У Баштовых правильной жизни.
— Учусь, Павел Михайлович.
— Врешь, не учишься.
— А вы, Павел Михайлович?
— А что я? — Звенягин засмеялся, его узкое смуглое лицо сразу стало очень юным, живые черные глаза заблестели. Потом он сразу посерьезнел, и в хмури его строго очерченных бровей появилась озабоченность. — Вот мне тоже одна нравится. Тамара есть такая; на Тамани она сейчас. Красивая, ничего не скажешь.
— Тамара девушка с огоньком, — сказал Баштовой, — я знаю ее.
— Если с огнем сравнивать, то… есть у нее огонь, но… какой-то не тот, — бенгальский. Да, бенгальский, — раздельно произнес Звенягин. — Горит, блестит, красиво! А даже папироски не Прикуришь. Один холодный блеск россыпью.
— Молодая же она совсем.
Звенягин встал, откинул голову, глаза его сияли.
— Ах, все пустое. Курасов, не прогадай. Нашел хорошую девчину, женись.
Курасов смутился, искоса посмотрел на Таню.
— Павел Михайлович, может быть, перейдем на другой курс?
— Говорите, говорите, Павел Михайлович, — попросила Таня.
— Да что мне говорить? Вы вот думаете, я не знаю, чего вы к Баштовым зачастили? Учитесь семейной жизни.
— Да ничего подобного, — смутился Курасов.
— На вашем месте другие бы сейчас где-нибудь у кустов обнимались, целовались, а вы на огонек к семейным людям. А вот цветы надо было догадаться привезти и Ольге!
Звенягин подошел к чуть повядшим розам, гладиолусам и астрам, расставленным на тумбочках и на комоде, наклонился над цветами.
— Мы и принесли Оле, — вмешалась Таня.
— Ты принесла, а не он… А тебе кто? Курасов. Вез из Батуми, знаю. Необычайное происшествие на флоте: морской офицер в здравом уме и твердой памяти везет из Батуми в Геленджик цветы, в пути ухаживает за
— Неужели это так необычно? — спросила Ольга.
— Необычно. Если бы Курасов утопил подводную лотку и то меньше бы говорили. Так вот, Татьяна, распишем вас, как говорится, в том же самом Геленд- жикском загсе, куда водили мы наших Баштовых. Я принимаю Курасов, ее в свой дивизион. Муж и жена должны быть вместе. Уйдешь, Татьяна, из госпиталя от своего начальника Рудермана?
— Я и так уйду от Рудермана.
— Послушаем, — склонив голову набок, сказал Звенягин, — каким образом? Опять через забор?
— К Букрееву уйду, в батальон… Я хотела сразу перейти в батальон, но Тузин мне не нравился.
— Так, так, продолжай.
— Тузин не нравился. Такой это раскисший сухарь, а Батраков вообще женщин ненавидит.
— Точно, — подтвердил Звенягин.
— Букреев, судя по словам Анатолия, хороший человек. Вот к нему пойду и попрошусь.
— К Букрееву? Тут надо померекать.
— Я была в морской пехоте. На перевалах была, зимой.
— На перевалах! На перевалах матросы бились на земле, а ты позади раненых перевязывала, — строго начал Звенягин. — А морская пехота в десанте совсем другое. Спроси у Ольги, что это значит. Ты знаешь, как немцы побережье укрепляли? Так вот, Татьяна. Повоевала ты достаточно. Кончится война, будете примерными женами, детей будете рожать, бросите автоматы, пистолеты и займетесь своим делом.
— Рано еще об этом говорить, — возразила Таня. — Рано.