Огненное лето
Шрифт:
Розмари тронула ее за локоть.
— Энн, милая, может быть, я вновь начинаю терять рассудок, но…
— Вы не теряете рассудок, Розмари, — оборвала ее Энн.
— Теряю, милая, — печально вздохнув, повторила старая женщина, сделала длинную паузу и, пытливо глядя девушке в глаза, сказала: — Я понимаю, что выгляжу надоедливой мамашей. Но все же хочу спросить: скажите, милая, что происходит между вами и Ноем?
Меньше всего Энн ожидала в эту минуту подобного вопроса. Она смутилась и растерянно переспросила:
— Что происходит?
Розмари
— Говорите, не стесняйтесь. Вы знаете, скольких мальчишек я уже успела воспитать и поставить на ноги? Так что не пытайтесь меня провести!
— Я… Я и не думаю вас… провести, Розмари…
— Тогда расскажите, что у вас с Ноем.
— Почти ничего.
Но по выражению лица Розмари Энн поняла, что не сумела ее убедить.
— Я же вижу, какими глазами вы смотрите друг на друга, когда думаете, что за вами никто не наблюдает. И эти взгляды говорят о том, что между вами нечто гораздо большее, нежели «почти ничего».
Энн рассмеялась таким неестественным и нервным смехом, что сама это поняла.
— Взгляды могут быть обманчивыми, — слабо запротестовала она.
Розмари глубокомысленно покачала головой и тихо сказала:
— Я не хочу, чтобы Ной пережил еще одну душевную драму.
В ее голосе не было даже намека на желание как-то уязвить Энн или сказать девушке что-то неприятное и обидное.
Энн снова засмеялась, но на этот раз искренне.
— Почему вы уверены, что я имею какую-то власть над Ноем?
В глубине души она не могла не признаться себе, что именно этого и хотела бы.
— Я заметила, как вы оба старались избегать друг друга, — настойчиво продолжала Розмари столь неприятный для Энн разговор. — Поверьте, милая, Ной — не тот человек, с которым можно вот так играть!
Энн почувствовала, что ее сердце вот-вот разорвется на части от острой боли.
— Я никогда не нанесу ему душевной травмы, — сдавленным голосом ответила она.
— Вы можете это сделать ненамеренно. Ведь несмотря на свою суровую и атлетическую внешность, Ной очень открытый и легко ранимый человек.
— Вот тут-то вы сильно ошибаетесь, Розмари, — спокойно возразила Энн. — Ной вовсе не такой уж открытый и ранимый. Он просто не может себе этого позволить.
— Ной не хочет довериться вам, Энн. Боится, что вы станете ему нужны. Но ведь вы ему уже нужны! Он понимает это и пытается с вами бороться. Вернее, не с вами, а с собой.
— Это одно и то же.
— Рядом с ним должен быть честный, добрый человек, который бы его понимал. Вы мне нравитесь, Энн, а потому я хочу вам кое-что сказать. Ноя нелегко понять. Возможно, в этом есть и моя вина. Все эти годы я была для него не лучшей матерью.
— Подождите минутку, Розмари! Вы взяли его к себе и усыновили. Ведь так? Даже дали Ною свою фамилию. Другими словами, сделали для него все, что могли.
— Нет, — возразила Розмари. — Все это далеко не так. Теперь я знаю. Ной пришел ко мне, когда я еще не опомнилась от своего тяжелого прошлого. Может быть, поэтому он получил не только кров и какой-то комфорт, но и мою фамилию. Да, я усыновила Ноя. И казалось, что большего сделать для него было невозможно. Но это не так! Ною нужна была не только материнская забота, но и любовь. А ее он от меня так и не получил. Сейчас мы оба за это расплачиваемся.
— Человеческая личность складывается не только под влиянием окружения, — горячо заговорила Энн, которая даже не могла вообразить, как бы чувствовала себя теперь, если бы не родительская любовь и внимание старшего брата в детстве. — Что бы вы ни говорили о своих прошлых ошибках, сейчас Ной уже взрослый и может самостоятельно устраивать собственную жизнь.
— Это не всегда просто, — вздохнула Розмари. — У вас с Джесси было счастливое, беззаботное детство. Ною же выпала другая доля. Его постоянно оскорбляли, били, старались внушить, что он неполноценный, ненужный, обуза для окружающих, что не заслуживает ничьей любви. Даже материнской. Я же полюбила его, как родного сына. Но никогда об этом не говорила и даже не намекала. А его родная мать…
— Не надо, Розмари! — оборвала ее Энн, хватая за руку. — Его родная мать — вы. И никто больше. Та женщина, что дала ему жизнь, не смеет претендовать на это.
— Если бы так было! — печально вздохнула Розмари. — Ной рассказывал мне о той женщине. Она даже не кормила его. Выбрасывала по ночам на улицу, если надо было привести кого-нибудь в дом. Когда же он начинал плакать, избивала до полусмерти. Вот таким было у Ноя детство. А десять лет спустя его окрутила так называемая невеста. Она выжала из Ноя все, что могла, а потом бросила. Когда решила, что его спортивная карьера закончена… Вы вряд ли сможете понять, как все это может изуродовать и изранить душу человека! Особенно молодого.
Энн смотрела в возбужденное лицо Розмари и старалась ободрить, поддержать ее, хотя бы доброй улыбкой. Но не могла, потому что сама чувствовала себя разбитой и больной. Собрав все силы, она сказала:
— Однако, вопреки всему, Ной стал человеком! Посмотрите, что он сделал для Тэйлор-Хауса.
— А для себя? — парировала Розмари. — Для себя он не сделал ничего! Ему надо помочь, Энн! И сделать это может только тот, кому он доверится.
— Я это знаю, — прошептала Энн.
Розмари внимательно посмотрела на нее и улыбнулась:
— Будьте с ним добрее, Энн. И терпеливее.
— Буду.
Оставив счастливую Розмари запаковывать в коробки посуду, которую ее мать так бережно хранила, Энн поднялась на второй этаж, вошла в свою комнату, села на голую железную кровать и стала думать… О Ное…
Он целиком отдавал себя несправедливо обиженным и беспризорным детям. Им он открыл не только свой дом, но и сердце, совсем не думая о себе. Наверное, ему было нелегко заглушить свою собственную боль участием к несчастьям своих воспитанников…