Огненное прикосновение
Шрифт:
Энни все еще мучилась из-за того, что ей пришлось убить, однако рассказ Рейфа о том, что за человек был Трэйгерн, помог ей. Она отодвинула свои сожаления и сосредоточилась на дальнейшем, как обычно поступают воины.
– Мне здесь нравится, – сказала она Рейфу однажды вечером, когда пурпурные сумерки начали скользить вверх по склонам гор. Пока золотистый солнечный свет все еще заливал их, однако приближающиеся тени шептали о скором приходе ночи.
Рейф слегка улыбнулся, пристально глядя на Энни. Она больше не утруждала себя возней со шпильками – ее длинные русые волосы были заплетены в одну косу, спускающуюся по спине. Прядки, выгоревшие на весеннем солнце добела, нимбом окружали ее лицо. Рейф с трудом заставлял ее носить шляпу: Энни надевала ее в середине дня, но утром и вечером он чаще всего видел ее с непокрытой головой. Она не очень загорела и, как он подозревал, никогда и не загорит. Ее чистая кожа слегка потемнела и приобрела теплый оттенок. Нижняя юбка, по-видимому, осталась для Энни в прошлом: она отказалась от нее ради прохлады и большей свободы движений. Длинные рукава ее блузки обычно были закатаны, кроме тех случаев, когда Рейф просил ее опустить их, чтобы защитить руки от солнца, а две верхние пуговки на шее всегда оставались расстегнутыми.
Энни все еще сохраняла ту женскую аккуратность в мелочах и всегда выглядела свежей и чистенькой. Но теперь она стала гораздо менее напряженной и казалась вполне счастливой, чем удивляла Рейфа. Он думал, что потеря медицинской практики будет постоянно терзать ее. Однако все это было ей пока в новинку. Рейф знал, что рано или поздно очарование такой жизни постепенно померкнет, и вот тогда она начнет скучать по своей профессии, ради которой всю жизнь училась.
– Что тебе нравится больше всего? – лениво спросил он.
– Свобода. – Энни улыбнулась ему в ответ.
– Мы в бегах. Ты ощущаешь это как свободу?
– Я все это ощущаю как свободу. – Она обвела рукой окружающий их простор. – Все это больше, чем жизнь. И здесь нет правил – мы можем делать что хотим.
– Правила есть везде. Просто здесь они другие. Там, в Филадельфии, – тебе нельзя ходить без нижней юбки, здесь не ходят без оружия.
– В Филадельфии мне пришлось бы купаться за запертой дверью. – Энни указала туда, где маленький ручей, у которого они разбили лагерь, вливался в озерцо, как раз достаточно большое для купания. – А здесь нет дверей, которые надо запирать.
При упоминании о купании выражение его светлых глаз изменилось. Последние несколько дней, когда у Энни началась менструация, Рейф все больше приходил в отчаяние. Если она совсем разденется, как она, очевидно, и намеревалась, он дойдет до того, что станет биться головой о скалу, чтобы избавиться от своих мучительных желаний. Мужчина, путешествующий в глуши, привыкает к длительному отсутствию женщины, но чертовски легко привыкнуть к ней снова. Тиран в его брюках приобрел привычку к частым любовным играм и доставлял Рейфу немало мучений.
Энни улыбнулась ему медленно и нежно.
– Почему бы тебе не искупаться вместе со мной. – Это – был вопрос. Она начала расстегивать блузку, спускаясь к излучине ручья, туда, где он становился глубже и шире. Рейф вскочил на ноги, сердце его сильно забилось.
– Ты уже в порядке? – хрипло спросил он. – Потому что если ты снимешь одежду передо мной, детка, я потеряю рассудок.
Она улыбнулась ему через плечо. Ее темные глаза смотрели мягко и сонно. Этот соблазняющий взгляд словно ударил его под ложечку. Проклятие! Как это женщина, совсем недавно еще совершенно невинная, научилась этому так быстро? – Я в порядке, – сказала Энни.
Несомненно, Рейф немало постарался, чтобы она потеряла свою невинность. Он занимался с ней любовью так часто и столькими способами все эти недели, что иногда чувствовал себя одурманенным вожделением, как наркоман. А женщины – природные соблазнительницы, даже когда они не знают что делают. Одно то, что они принадлежат к женскому роду, делало их соблазнительными, естественным магнитом, притягивающим мужчин.
Но даже переполняющее желание не могло заставить Рейфа забыть об осторожности. Хоть и не видел никаких признаков преследования, он пригасил костер, чтобы его нельзя было заметить в густеющих сумерках, взял ружье и револьвер с собой к ручью, положив так, чтобы их легко можно было схватить. Потом начал раздеваться, не отводя взгляда от Энни.
Она уже сняла блузку, потом остановилась, чтобы расплести косу. Поднятые вверх руки приподняли и обнажили ее груди, и так едва прикрытые тонкой сорочкой. Обрисовавшиеся соски, уже вставшие торчком, натянули ткань. У Рейфа закружилась голова.
Он заставил себя отвести взгляд и глубоко вздохнул, чтобы успокоиться. Медленно и внимательно огляделся вокруг, чтобы убедиться, что им не грозит никакая опасность, и снова принялся снимать одежду, а Энни, уже обнаженная, входила в озерцо. От вида ее округлых с ямочками ягодиц голова у него закружилась снова.
Озерцо в самом глубоком месте доходило только до колен и казалось ледяным после жаркого весеннего солнца. Энни чуть не взвизгнула от холода и нашарила ногой гладкое место, куда можно сесть. Затаив дыхание, она села.
Она не могла упустить возможности искупаться и постирать одежду. Взяла кусок мыла, намылила ткань и начала стирать.
Рейф вошел в озерцо. Казалось, он даже не замечает температуры воды. Глаза его горели от возбуждения. При виде его мощного мускулистого тела у Энни снова перехватило дыхание. Она начала сомневаться в том, что ей удастся сперва закончить работу.
– Принеси свою одежду, – сказала она. – Ее надо выстирать.
– Потом, – ответил он гортанным голосом.
– Сначала одежда.
– Почему? – Рейф сел в воду и потянулся к ней. Затем внезапно почувствовал температуру воды, и глаза его широко открылись.
– Черт! – воскликнул он.
Энни пыталась побороть дрожь тем, что терла одежду все усерднее.
– Вероятно, к воде придется долго привыкать, во-первых. Во-вторых, если я сначала не выстираю одежду, она останется нестираной. Ты что серьезно думаешь, что у меня хватит энергии на стирку потом?
– Не думаю, что смогу привыкнуть к такой воде, – пробормотал Рейф. – Дьявол, придется постирать!
Скрывая улыбку, Энни встала и стянула его в воду. Рейф хмуро взял мыло и начал тереть свое белье.
Но через несколько минут вода перестала казаться такой холодной, и тепло заходящего солнца на обнаженных плечах создавало приятный контраст. Закончив стирку очередной вещи, Энни отжимала ее и бросала на куст, растущий возле ручья. Рейф делал то же самое, и вскоре куст почти распластался по земле под тяжестью мокрой одежды. Она начала намыливать себя, и движение рук, скользящих по коже, еще больше согрело ее.