Огненное сердце
Шрифт:
– Тут случайно нет молотка?
Сохраняя на лице покер-фейс, Дима куда-то уходит и возвращается с увесистым немного нестандартного вида молотом.
– Прошу. Ни в чем себе не отказывай.
Я вкладываю в удар всю ярость, что во мне есть. Бью. Экран со смачным хрустом идет трещинами. Мало! Заношу молоток еще раз. И снова. И снова… Слезы просачиваются сквозь ментальную заслонку и текут по лицу, точно как дождь по окнам.
– Ты как?
– Отлично, – шмыгаю носом. – Давай перейдем к делу.
Димка пялится на меня
– Тоже хотел выпилиться?
Дима закатывает глаза, а потом еще и пальцем у виска крутит.
– Не, это я в теннис играл. Потянул немного.
– Не знала, что ты занимаешься теннисом.
– Ты много чего обо мне не знаешь. Но это поправимо, – заявляет нагло. – Вот так лучше держи. Смотри, какими четкими выходят точки.
Занятие увлекает. Я поневоле переключаюсь. Не знаю, что больше завораживает – проступающий все отчетливее узор или неспешные движения Диминых красивых рук.
– Ты случайно не играешь на пианино?
– Случайно играю, – смеется, а я смотрю… смотрю… – Что?
– Да ничего. Хороший ты… Все у тебя будет.
– У тебя тоже, – убежденно заявляет Димка. – Это все херня, – кивает на разбитый в хлам телефон.
Во мне такой веры нет. Но я не берусь с Димкой спорить. Зачем? Он мне нравится в этой своей детской уверенности в том, что все будет непременно хорошо. Может, только благодаря этой его вере я сама еще как-то держусь. Все же вовремя он оказался рядом. После всего – это лучшее из того, что вообще могло со мною произойти.
– Может быть, – вру и болезненно морщусь. От долгого сидения в одной позе здорово затекла спина. Димка встает с табуретки и тянет руки, как если бы хотел размять мои плечи. Но я пугливо дергаюсь – чужие касания невыносимы. В сторону летит банка с кисточками. Толкает стакан с водой, та хлюпает на стол… С ужасом смотрю на образовавшееся безобразие.
– Прости, пожалуйста. Я сейчас уберу, – начинаю бестолково метаться. От слез перед глазами плывет. Он все же обнимает меня. Прижимает к твердой груди и принимается укачивать как ребенка.
– Я устала. Я так устала…
– Пойдем, полежишь. Здесь у деда диванчик имеется.
Как я там оказываюсь – не знаю. В памяти это время стерто. Просыпаюсь под утро. И первое время вообще не могу понять, где я. События минувшего дня возвращаются толчком. Сдувают обрывки сна.
Димка тоже спит в неудобном кресле. А мне из этой комнаты, которая, очевидно, является кабинетом Ладо, уже слышны посторонние голоса.
– Дим… – пищу.
– М-м-м? – сонно тянет он.
– Там кто-то есть. Господи… Да вставай же! Еще подумают, что мы…
– Ого! Доброе утро, – прерывает мой бессвязный лепет хозяин мастерской собственной персоной.
– Здравствуйте, Ладо. Мы тут засиделись, и вот… – лепечу, смутившись.
– Да бога ради! –
Я пищу, что мне ничего не надо, но с таким же успехом я могла велеть солнцу погаснуть. Через каких-то десять минут, умытая и причёсанная, сижу за столом с кружкой кофе и пышущим жаром хачапури. Кусок в горло не лезет. Но когда тебя так радушно принимают, грех отказываться от угощения. Раскланяться удается лишь час спустя.
– Господи, как неловко! Он, наверное, самое худшее подумал.
– Например?
– Ты знаешь! – фыркаю.
– Что мы переспали? Тоже мне – худшее.
– Да ну тебя! – смеюсь сквозь слезы и отворачиваюсь к окну. – Ты меня на повороте высади.
– Это еще почему?
Я и сама не знаю. Просто интуитивно чувствую, что так будет лучше. Если Гатоев меня искал… Нет, я что, и впрямь на это надеюсь? Амаль, ты совсем дура?!
– Просто сделай так, хорошо? – ничего не объясняя, прошу я. И это Димку обижает как будто. А я меньше всего хочу его обижать! – Дим… – зову негромко.
– М-м-м?
Протягиваю руку:
– Спасибо за то, что побыл со мной. Ты не представляешь, что для меня сделал.
– Что?
– Помог дождаться утра…
Мой взгляд цепляет его. И я как по кабелю передаю, может, совсем не то, чего ему бы хотелось – свою нежность, искреннюю благодарность и тепло. Димка осторожно пожимает мои палицы. Между нами происходит что-то важное. Что-то, после чего мы не будем прежними. Расшатывающийся из стороны в сторону мир неожиданно обретает опору. Как же все-таки хорошо, когда тебе есть на кого опереться, да… На Димку можно.
– Что думаешь делать дальше?
– Ничего. Отосплюсь. Все равно сегодня из меня никакой работник. – Пытаюсь улыбнуться. – Ты, кстати, тоже бери выходной. Я разрешаю.
– Спасибо, конечно, – смеется. – Может, тогда вместе…
– Нет! – перебиваю. – Мне правда надо побыть одной. Но за предложение спасибо.
К чести Димки стоит отметить, что он на своем не настаивает. И даже скрепя сердце высаживает меня на повороте, как я и просила. Потом, правда, гаденыш такой, едет за мной аж до самой калитки. И только убедившись, что я благополучно вошла, дает по газам. Димка не знает, что у того, от кого он думал меня защитить, есть ключи от моего дома. Какая же я непроходимая дура! Так раскисла…
А может, вообще зря я парюсь? Ну какой смысл Гатоеву меня ждать?
Шагаю в лифт. Выбираю свой этаж. Проворачиваю ключ, захожу в квартиру. И по плотному аромату дыма, который меня окутывает, понимаю – нет, зря я надеялась, что это будет легко.
– Где ты шлялась?
Сидит. Нога на ногу. Щиколотка на коленке. Так нельзя сидеть – любой мануальщик скажет. А он сидит. Все в тех же темных праздничных брюках и белой майке, которая кажется необычайно яркой в сумраке, образованном задернутыми наглухо шторами.